Крепость

Масленка нигде не видно. Может быть, сидит, скрючившись где-нибудь в углу за спинами толпящихся людей. Сидит, охватив голову руками, и тупо смотрит в пол: а вместо лица лишь блеклое пятно под темным козырьком фуражки. Довольно нелепо: у всех присутствующих фу-ражки на голове. У меня тоже.

Вдруг из-за угла, где столпились дамы, доносится визг. Что там стряслось? Какая-то тол-стушка взяла на себя роль проповедника и вновь воцарилась тишина.

Кажется, здесь нет даже аптечки. Если наше пребывание здесь затянется, то потребуется до-вольно много успокаивающих средств.

Время тянется бесконечно! Сказала бы моя бабушка. Кручу часы и так и сяк, чтобы разгля-деть стрелки: ага, уже прошло два часа. Секундную стрелку не разглядеть – она тонкая, как паутинка.

Как-то сейчас дела у Старика? Наверное, здорово прихватило – несмотря на симпатичный Железный Крест. Сможет ли он теперь выпутаться из создавшегося затруднительного положе-ния? Архитекторша – это уж чересчур!

Вот черт! На этот раз опасность пришла не от Томми, а с другой стороны. И не сыграет ли свою роль этот «довесок» – кто знает? «Довесок» – так назвал Старик фугасы, которые эсмин-цы конвоя сбрасывали на наши головы и они почти с первого залпа легли тогда чертовски точ-но, почти рядом с бортом. Могу надеяться лишь на то, что Старик не сдрейфит, если его нач-нут спрашивать о Симоне во флотилии.

Прошло уже почти четыре часа. Сколько еще времени продлится это заключение? имею-щийся опыт не помогает.

Чтобы хоть кК-то отвлечься от грустного, представляю, как выглядит снаружи наше убежи-ще: лисья нора, загроможденная бетонными обломками, хаотично лежащими друг на друге и торчащими повсюду крюки и копья разорванной арматуры. А вокруг куски и глыбы бетона и кирпича, вперемешку со щебнем и пылью – настоящая гора строительного мусора.

В эту минуту снаружи доносится шум: скобление, скрежет, царапанье, а затем удары молота. Шум становится сильнее, затем ослабевает и опять усиливается. Никаких сомнений: к нам про-биваются спасатели. Пробьются ли? Уже слышны голоса!

Один из высоких чинов пробивается к двери, стучит в нее изо всех сил ножкой от сло-манной табуретки. Мощный звук ударов металла о металл разносится по нашей норе.

Вдруг снаружи доносится громыхающий скрежет – видно расчищают подход к двери. А вот ясно слышны голоса: отдают приказы, очевидно.

Все молчим. А тот визг, что я слышал до этого? Не значил ли он… да, скорее всего так и есть, он означал, что дверь нашего убежища пробовали долбить. Теперь же у двери видна щель, через которую пробивается полоска дневного света.

- Осторожнее, черт вас возьми! – раздается громкий крик. – Этот обломок может рухнуть на ваши задницы!

Я и окружающие меня люди стоим, словно столбы, боясь спугнуть удачу. Ну, что, съели? Хочется кричать во все горло, но я лучше помолчу.

Полоса света у двери становится шире. Вновь доносится скрежет и дробь, будто бьют в ли-тавры. И тут же: «Начинайте здесь! Давайте же!» Скрежет и стук усиливаются. Наверное, бьют ломом или двумя сразу. Они добрались до нас! Добрались!

Глубоко вздыхаю и тут же захожусь от кашля: в воздухе полно пыли. Кашель бьет не пере-ставая. А затем события несутся с огромной скоростью: дверь открыта почти на три четверти, какой-то солдат, спотыкаясь на обломках кирпичей пробирается к нам, а с ним столб пыли и грязи. Затем еще солдат и еще один.

Солдаты спрашивают нас: «Все живы? Все в порядке?» – «Да, все отлично!» – «Отлично!». А затем еле верю ушам: «После Вас, господин майор!»

Свербит у него в заднице, наверное, у этого господина майора! – хочу крикнуть на весь под-вал. Кто-то толкает меня в бок, да так, что чуть не падаю на грязный пол – еще один майор, едва переставляя ноги, чопорно вышагивает к выходу.

Едва удерживаюсь на ногах, карабкаясь по осыпающейся щебенке, и вдруг падаю на колени. Это и понятно: так и надо, коленопреклоненно благодарить своего ангела-хранителя! Совер-шенно невероятно, что нас так быстро нашли и откопали.

Приходится карабкаться по торчащим тут и там глыбам из остатков стен и бетонных пере-крытий. Они лежат в беспорядке нагроможденные друг на друга, словно детские кубики. Об-ломки причудливо окрашены: в розовый, красный, оранжевый цвета – цвета ужаса. Не отвле-каться! Каждый из них легко раздавит тебя как муху!

Шинель грязная, брюки тоже. Туфли запорошены пылью. Масленок тоже весь покрыт пы-лью. Он выглядит здорово разозленным. Для него это уже слишком: почти фронтовое впечат-ление!

Тут впервые вижу несколько озорных девчонок, которые находились в глубине убежища. Они все перемазаны с ног до головы, но звонко хохочут.

- Осторожнее, господин лейтенант! – звонко кричит одна из них, когда я спотыкаюсь на ка-ком-то обломке. Группа солдат, человек в тридцать с лопатами, кирками и ломами – вижу даже установленные тали – разбирают завалы. Солдаты потные, тяжело дышат. Проходя мимо двоих из них, пожимаю им руки: Спасибо, парни, вы все хорошо сделали!