Крепость

– Погоди-погоди, – хамски прервал его Калюжный, – на каком основании начаты работы? У тебя есть открытый лист? Ты его отметил в соответствующей местной инстанции? Уведомил надлежащие органы охраны? Или это – твое любительское предприятие? Как я знаю, открытого листа ты не получал, Иван Сергеевич.

Кровь бросилась Мальцову в голову, спускать Калюжному его обычное хамство он был не намерен.

– Пошел ты, Калюжный, открытый лист мне выписан. Всё, что полагается по закону, я сделаю, а тебе вот листа на Крепость не видать. Это, надеюсь, ясно? Если бы вы не действовали за моей спиной, если бы не спелись с Маничкиным-прохвостом, если б ты был ученым, а не дельцом, которого интересуют исключительно деньги, я б с тобой имел дело, а так – проваливай и о Крепости даже не мечтай!

Мальцов рассвирепел, подхватил с земли лопату, выставил ее штыком вперед и сделал предупреждающий шаг навстречу.

– Никита Карацупа на охране госграницы, эффектно! Охолони, Сергеич, – дело подсудное, и брось лопату, ты против женщины с ребенком вооружился? А где же верный пес Ингус? – Калюжный дурачился, сознательно выводя Мальцова из себя.

– Бывшую жену и дочь я не трону, а вот тебя как пса поганого погоню! Для этого овчарка мне не понадобится! Думаешь, непонятно, чего ты тут кочевряжишься? Мечтаешь присосаться к многолетнему договору, который Маничкин затевает с министерством… С тобой давно всё понятно. Но, Нина, объясни мне, как он тебя в свою веру перекрестил, ведь ты ж под Маничкина ложишься, на всех парах несешься в его ссученные объятья? Как же разговоры о свободе и независимости? Всё прахом?

Она бросила ручку коляски, выскочила из-за нее, непроизвольно вскинула руки, словно готовилась вцепиться ему в лицо ногтями, и сразу заорала, некрасиво и истерично:

– Это я под кого-то ложусь? Меня ты обвиняешь? Наше ОАО независимо, мы станем работать на субподряде, мы не выполняем, как ты, приказы Бортникова, это ты под него лег, продался со всеми потрохами! Ты думаешь, он простой такой, выдумал спортивную зону, чтоб только нас подвинуть, из любви к Деревску? Как же, Пал Палыч за ним стоит, ты это лучше меня знаешь! Сам спелся с ними, сам нас обманул, сам пролез в комитет за открытым листом поверх наших голов. А я-то, дура, тебя уволила, думала, успокоился, шахматную школу открыл! А это всё только прикрытие! Общество создал? И кто в нем – московские толстосумы? Только не ври, Иван, не ври, лист еще не подписан, и не будет подписан никогда, министерство культуры не даст, и тебе теперь крышка, Мальцов! Слышишь, крышка! Копать тут будем мы. И не строй из себя праведника и мученика от науки, мир крутится, либо поспевай, либо не выживешь! Кого ты обмануть собрался? Мое ОАО – единственная легитимная археологическая организация на территории Деревска. За нами губернатор!

– Скажи еще, что и «Молодая гвардия», и «Единая Россия».

– Да-да, надо будет, и их призовем! И всех нормальных людей поднимем, протухшие морализаторы вроде тебя отдыхают!

Визгливый голос бил по ушам. Непроизвольно Мальцов вжал голову в плечи, сжал кулаки и сказал ей очень тихо, но она услышала:

– Господи, и ты была моей женой. Ты – мать моей дочери. В кого ты превратилась, Нина, опомнись.

– Значит, так. – Нина отодвинула готового выступить на ее защиту Калюжного, сделала еще один решительный шаг навстречу: – Уясни раз и навсегда: дочь не твоя и твоей не будет, ты от нее отказался, хотел лишить ее жилплощади. Это признает любой суд, и я добьюсь такого признания! Мы скоро распишемся, и он ее удочерит, понял? Тебе ее не видать! Не видать, заруби себе на носу! Ничего тебе не видать, понял ты, лузер… – Тут она словно подавилась, замотала головой, будто хотела вытрясти из горла новые слова, но вместо этого вдруг заревела в голос. Ее колотило, пальцы заплясали в воздухе, и она прижала руки к груди, чтобы унять бьющую ее дрожь, но голову не опустила, казалось, миг, и она прыгнет на Мальцова и разорвет его на части. Калюжный, которого Нина в запале даже не назвала по имени, неловко попытался обнять ее за плечи, но она вынырнула из его объятий, в исступлении прокричала: «Уйди-уйди-уйди!» Калюжный в испуге отпрянул от нее и заговорил заискивающим тоном:

– Пойдем, Ниночка, он скоро сам всё поймет, мы всё ему сказали, что должны были. Пойдем, ну его, в самом-то деле.

Она неохотно подчинилась, дала наконец себя обнять. Калюжный взялся за ручку коляски, развернул и ее и Нину. Мальцов уперся взглядом во вздрагивающие Нинины плечи, понимал, каково ей, гордячке, потерять лицо перед бывшим мужем. Инспектирующие даже не заглянули в траншею – не за тем приходили, они уже брели прочь, рука Калюжного ласково гладила Нинины волосы, он что-то ободряющее шепнул ей на ушко. Нина снова вскинула плечи, сбросила его руку, повернула голову назад и посмотрела на Мальцова долгим мстительным взглядом; слёзы непроизвольно катились по лицу, губы подрагивали, словно она насылала смертельное заклятие, в воспаленных глазах плескалась звериная ярость.