Читаем Крепь полностью

Егор Францевич Канкрин, генерал-интендант, блестящий финансист, который с первых же месяцев пребывания в должности начал с успехом наводить в своем ведомстве истинно немецкий порядок (Канкрин происходил из гессенских дворян), посмеивался над амбициями Тарлецкого, списывая их на его молодость. Он действительно ценил молодого офицера, получившего образование не у гувернера, а в кадетском корпусе, пусть и не самом престижном – Шкловском. Тарлецкому смело можно было поручить поехать и проверить: дошли ли по назначению министерские ассигнования, хорошо ли устраиваются главные магазины (а если нужно, то и самому все организовать), но чаще всего проинспектировать, нет ли злоупотреблений и правильно ли расходуются казенные суммы в каком-либо полку, дивизии, или в целом корпусе. Дмитрий Сигизмундович с поручениями генерал-интенданта справлялся великолепно: по итогам каждого дела им составлялась с отменным интересом читаемая записка, а проверяемый либо вносил в казну некую сумму, либо лишался должности, либо просто становился Тарлецкому приятелем, каковых у него было уже немало чуть ли не в каждой дивизии.

Однако все эти поручения вскоре стали для Дмитрия Тарлецкого рутинной работой. Действительно «особое» поручение случилось всего несколько месяцев назад. Суть его Егор Францевич объяснял Тарлецкому очень осторожно: в Варшавском княжестве имеется резидент, сообщающий важную информацию военному министру. Резидент работает в качестве главы подлинно существующей крупной торговой компании. Теперь его миссия под угрозой срыва по причине банального банкротства компании – видимо, коммерцией занимались спустя рукава. Нужно просто доставить в Варшаву достаточно крупную сумму денег, пока кредиторы не предъявили судебные иски, после которых резидент либо сядет в долговую тюрьму, либо отправится в бега – в любом случае для российской разведки станет бесполезен. Родившийся под Белостоком и еще не забывший польский язык, прекрасно разбирающийся в бухгалтерии – интендант Дмитрий Тарлецкий как никто годился для отправки в Варшаву под видом коммерсанта.

О, это была не простая курьерская миссия – привез и отдал чемодан! Это были суммы, проходившие по сметам министерства финансов как экстраординарные, не требующие отчета об использовании! Нет, Дмитрий и не помышлял о том, чтобы, пользуясь этим, банально присвоить себе часть очень значительной суммы. Уж он-то прекрасно знал, что вовсе не так все бесконтрольно, и, позарившись на малое, можно будет поставить крест на большом – на своей карьере, которая именно теперь резко пошла в гору.

Свежие рысаки, темно-гнедой и вороной, словно с налетом изморози на подрагивающих при каждом шаге крутых мышцах, заставляли дрянную коляску то и дело подпрыгивать вместе с четырьмя ее пассажирами. Пожалуй, только денщик офицера, державший вожжи, был достаточно легок, чтобы не испытывать от этого гопака особых неудобств. Густой и тягучий шлейф пыли поднимался за коляской с небольшим открытым кузовом, казавшимся недостаточным для четверых.

– Далеко еще до твоих Старосаковичей, Василь? – спросил Тарлецкий, демонстрируя цепкую память на имена.

– Верст сорок, пан офицер, – ответил Василь, обернувшись с облучка, где ему пришлось потеснить денщика.

– Игнат, не гони так, до ночи все равно поспеем, – сказал Тарлецкий, и денщик слегка придержал рысаков.

Дорога уходила все дальше от тракта, соединявшего Борисов с Оршей и Смоленском. Она огибала верховые болота с беспорядочной бахромой из осота и отцветающего болотного мирта по берегам, и, петляя, бесконечно растягивала сорок верст, о которых говорил Василь. Дорога порой раздваивалась, с обеих сторон обходя островки леса и предлагая кучеру выбрать продолжение по вкусу, порой она так искусно пряталась за гребешками ковыля, что казалось, будто ее вовсе нет впереди. В этих местах лишь по узким колеям, оставшимся еще с весенней распутицы, можно было определить, куда ехать дальше. Но зато на таких участках можно было говорить, не рискуя наглотаться пыли, и Дмитрий сразу пользовался этим обстоятельством:

– Скажи, Василь, а ты знаешь село Клевки? – спросил он у проводника.

– Знаю, пан. Это в четырех верстах от нас.

– Богатое село?

Василь пожал плечами:

– У нас колокольня выше, у них корчма больше. А кто из панов богаче – того не ведаю.

– Я собираюсь купить это село.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное