– Каким же недалеким должен быть помещик, который отдает в солдаты такой самородок, верно, отец Василий? – сказал полковому священнику капитан Княжнин. Только накануне он принял под начало третью роту первого батальона, но уже успел получить среди солдат прозвище Генерал. Княжнин действительно выглядел даже представительнее, чем их измученный болезнями дивизионный генерал Лихачев: гордая осанка, мужественное смуглое скуластое лицо, волевой подбородок, бакенбарды, посеребренные сединой, да и возраст под пятьдесят. Словно с портрета в галерее военных героев. Тем более удивительным выглядел на этом человеке обычный обер-офицерский мундир, пусть и из дорогого тонкого английского сукна.
Столь же удивительным был новый полковой иконостас, который капитан рассматривал уже несколько минут. Основным фоном служил нехитрый геометрический узор, который можно было видеть на праздничной одежде у здешних жителей. Эти ромбики и крестики причудливо сочетались с библейскими виноградными гроздьями, колючей терновой лозой, дубовыми листьями, и, что больше всего поразило старого капитана, почти органично в эту композицию, мастерски вырезанную из еще не потемневшего дерева, вписывались военные атрибуты: ружейные стволы с грозными штыками, барабаны, палочки которых составляли крестики, сабли с темляками, гренадки с язычками пламени, как на киверах егерей, наконец, патронная сумка с отчетливо читающимися цифрами «19» – номером полка. Действительно, такой иконостас был совершенно уникальной полковой принадлежностью. Мастер, придумавший и создавший все это, скромно стоял в сторонке, стряхивая фуражной шапкой стружки со своего мундира. Это был егерь из роты капитана Княжнина, худощавый остроносый парень лет двадцати с торчащими, словно шишки, обветренными скулами и подбородком.
– Господь наделяет даром многих, – ответил капитану священник. – Наделяет щедро, не делая различия, кому он достанется – помещичьему или мужицкому сыну. Только раскрыть свой дар помещичьему сыну проще, ему при первых признаках склонности к чему-то изящному даются и учитель, и клавесин, и акварель… А сколько божьих искр, брошенных среди простых людей, так и не разгорелось. Ежели бы я случайно не заинтересовался необычным образком, который этот егерь носит вместе с нательным крестом, глядишь, и эта искра угасла бы, разве что стал бы после двух-трех ранений полковым ложенным мастером.
– Думаю, не случайно вы его заметили, батюшка, а Божьим промыслом. По которому его пан в нем ничего не разглядел и отдал в солдаты. Стало быть, здесь, в полку ему что-то предначертано, – Княжнин, улыбнувшись, многозначительно поднял вверх палец, а затем продолжил более серьезно: – С таким глазомером егерь и стрелять должен отменно. Я, собственно, за ним к вам пришел, хочу небольшой турнир в роте устроить – определить самых метких егерей в застрельщики. Прежний-то ротный кого в стрелки, кого в третью шеренгу случайно определял, разве что по росту. Поручик Коняев, как вы знаете, другим был озабочен…
Отец Василий с трудом сдержался, чтобы не сплюнуть, перекрестился. Молодой егерь неуверенно сделал то же самое.
– Где же ты, Кротович, научился так резать по дереву? – спросил у него Княжнин.
– Батька у меня был добрый, ваше благородие. Мне малому ножик подарил, так я забавы разные вырезал, еще гребешки, один раз ковш, похожий на рыбу…
– Погоди, у тебя же выходит хорошее барокко. Этому тебя кто научил?
– Никто его не учил, – ответил за мастера отец Василий. – Говорит, в село к ним приезжали мастера униатский храм украшать, так он подсматривал, как они работают. Так везде что-то и подсматривал, что-то уже в здешних лидских костелах (в костелах, порой, есть на что посмотреть, и я не гнушаюсь). Когда почва благодатная – прорастает любое семя!
– Верно. И я знал такого парня из кухаркиных детей с искрой божьей. Только у того был талант фехтовальщика, редкостный талант! Я вот еще о чем с вами хотел поговорить, батюшка: я ведь в полк только прибыл, а вы, я сразу заметил, к солдатам не как к безликой массе относитесь, по именам многих помните, и роту мою пока лучше меня знаете. Так я хотел спросить вашего совета относительно егерей. Положим, самых метких и проворных я сам довольно скоро определю. Но мне нужно знать кто надежней, стойче, кого я могу в третью шеренгу определить. А кто, наоборот, духом не крепок, может испугаться, растеряться в бою. Таковых мне тоже желательно знать, чтобы поставить во вторую шеренгу.
Если капитан Княжнин за свой внешний вид быстро заслужил прозвище Генерал, то протоиерей Василий Васильковский, если бы в среде духовенства уместны были бы шутки, и внешне, и по образованности своей мог бы прозываться Владыкой. Он на самом деле был статен, в возрасте Христа, никак не егерского, а скорее гренадерского роста, усы и густая черная борода скрывали всю нижнюю часть лица, в котором самым примечательным был острый взгляд умных карих глаз. Прежде чем ответить, отец Василий на несколько секунд задержал этот взгляд на собеседнике.