Кремулятор

— Не особенно? А я вот думаю ровным счетом наоборот! Именно потому, что я очень хорошо выучил тебя, Нестеренко, я знаю, что по тебе плачет 58-я! Думаешь, я не знаю, что зимой ты расхаживаешь по кладбищу в шубе? Думаешь, не знаю я, что ты назначил гражданина Соколова на должность дежурного администратора и с ним находишься в хороших взаимоотношениях, что дал ему сразу новый костюм с рассрочкой, а старым рабочим даешь с одновременным погашением денег за тот же костюм? Думаешь, я не знаю, что обыкновенным работягам ты вечно грозишь тем, что отберешь паспорта и вышлешь за границу? Что никого не пускаешь в свою квартиру, что получил ее, выселив рабочих, а сам отремонтировал этот домик, отгородив его, чтобы никто туда не входил? Думаешь, не знаю я, что, когда граждане спрашивают, где директор, ты вечно включаешь дурака и говоришь, что его нет, что он ушел? Что с немецкими специалистами ты общался исключительно на немецком? Что с иностранцами ты всегда обращался очень хорошо, а с советскими гражданами, наоборот, очень грубо, по-хамски, говорил, что это скотина, а не народ?

— Во-первых, я такого никогда не говорил, а во-вторых, может быть, какие-то ошибки на работе я и совершал, однако всё это, гражданин начальник, уж никак не тянет на 58-ю…

— Так а я ведь еще не закончил, Нестеренко. Ты хотел, чтобы я доказал, что ты враг народа? И я тебе докажу! Правда, Нестеренко, заключается в том, что ты не советский человек и никогда им не был! Правда, Нестеренко, заключается в том, что ты вернулся в Советский Союз, чтобы совершить террористический акт!

— Какой еще террористический акт?!

— Следствием установлено, Нестеренко, что в один из приездов товарища Сталина в крематорий ты должен был совершить на него покушение!

— На Сталина?!

— Да, Нестеренко, на товарища Сталина! И не делай вид, что ты не понимаешь, о ком идет речь!

О ком идет речь, я, конечно, понимаю, да только вот сюрприз! Столько месяцев из пустого в порожнее, иностранный шпион, иностранный шпион, а сегодня вдруг на тебе — покушение на товарища Сталина…

С одной стороны, это говорит о том, что ничего особенного на меня нет, а с другой... Обвинение в покушении на товарища Сталина — хуже не придумаешь… Нужно не молчать, главное — не молчать теперь, важно срочно что-то ему ответить!

— Но ведь когда я решил вернуться — у власти еще был Ленин! Как же я мог бы готовить покушение на Сталина?

— Ну, сперва ты думал убить Ленина, потом ситуация изменилась...

— Как я мог готовить покушение на товарища Сталина, если у меня даже не было возможности увидеть его!

— В самом деле? А в 1932 году?

— А что в 1932 году? Сейчас 1941-й!

— А ты вспомни, Нестеренко, вспомни!

В 1932 году… Чего же он хочет-то от меня, а? В 32-м... По ночам привозили не так уж и много, во всяком случае, конечно, не столько, сколько в 37-м… 32-й… Год голодный был, но как-то справлялись... Помню, что в мае запустили первый советский дирижабль (я тогда этим очень интересовался), помню, что вроде Горький окончательно вернулся, но кремировал-то я его много позже, только в 1936-м…

— Ну, что? Вспомнил, Нестеренко?

— Если честно, нет, гражданин начальник...

— Может, тебе помочь?

— Ну, если вы скажете, к чему ведете, мне, конечно, будет значительно легче...

— А веду я к тому, Нестеренко, что в 1932 году ты уже ведал всеми кладбищами Москвы, верно?

— Верно, гражданин начальник...

— В том числе и Новодевичьим…

— Всеми ведал, гражданин начальник...

— На котором была захоронена Надежда Аллилуева…

— А, так вот вы к чему...

— И ты хочешь сказать, что кладбищами заведовал, а о том, что товарищ Сталин приедет на похороны собственной жены, не знал?

— Во-первых, я же не знал, что она умрет. Во-вторых, в тот день мы готовились к тому, что ее привезут в крематорий на Донское кладбище, а не на Новодевичье, но, как вы правильно заметили, гражданин начальник, Аллилуеву похоронили не у нас…

— А почему?

— Я думаю, что ее не привезли в крематорий, потому что сразу после ее смерти появилось слишком много слухов. Если бы мы кремировали ее — слухов этих стало бы еще больше...

— Почему?

— Ну, мол, прячут концы в воду. Так или иначе, даже в тот раз товарища Сталина я не видел и не понимаю, как приведенные вами факты могут указывать на то, что я готовил покушение? Думаю, вам все еще нужно предъявить мне что-нибудь поубедительнее...

— Поубедительнее?

— Да, гражданин начальник, поубедительнее!

— А ты знаешь, Нестеренко, мне моя версия кажется вполне себе убедительной. Долгие годы ты вынашивал обиду, с которой не смог справиться, и в конце концов придумал план: в Париже ты начал изучать кремационное дело, чтобы устроиться в Первый Московский крематорий, прекрасно понимая, что там будут появляться первые лица страны...

— Серьезно? А ничего, что, когда я наблюдал за кремациями в Париже, в Москве еще не было никакого крематория!