В Твери Василий договорился с частником, но тот поставил условие — «В грязь не поеду. Если нормальный большак размыт, потопаете до своей Федосеевки пешком». Водитель, хоть и казался не слишком любезным, но места, куда хотели попасть пассажиры, знал отменно. Их деревенька располагалась на самой границе Тверской и Новгородской области, и до нее от областного центра ехали больше полутора часов. Сорок минут по асфальту и час по большаку. Леру в дороге укачало, и она опять, как тогда в самолете, заснула на плече Танцкова.
— Приехали, голубки, — сообщил водитель, развернувшись у последней избушки. Лера проснулась и сразу не смогла понять, где они находятся. Затем узнала жилье Пантелеевича и очень обрадовалась. Она здесь была много лет назад, еще шестнадцатилетней барышней.
Василий попросил водителя подождать, пока они не узнают, дома ли хозяин. Пантелеевич оказался у себя в саду. Лера отворила калитку и направилась к нему. Василий задержался, расплачиваясь с водителем, и догнал попутчицу, уже беседующую с седовласым дедом. Старика годы сильно ссутулили, но и сейчас его мощная фигура вызывала уважение. По дороге в электричке Лера рассказала Танцкову, что старик до пятидесяти лет ходил с рогатиной на медведя.
Хозяин завел молодых горожан в избу, достал из русской печи чугунок с еще теплой картошкой и выставил кринку холодного молока. Василий с удовольствием угостился. Лера после дорожной тряски есть не могла, но стакан молока выпила. За трапезой дед выспросил Леру о доме. Потом достал миску с кислой капустой, бутылку самогона, разлил в три рюмки. Мальгасова помянули молча. Пора было выкладывать, ради чего приехали. Разговор о старике в электричке зашел не случайно. Старый охотник к ружьям Казимира относился трепетно, и просто так, даже дочери, мог не отдать. Ведь записки от Казимира у них, по понятным причинам, не имелось. Гадая, под каким предлогом забрать у старика винчестер, решили пойти на обман. Сказать Пантелеевичу, будто Казимир собрался с Василием на охоту в Белоруссию, а приехать за ружьем времени не нашел.
Старик выслушал эту версию, зыркнул из-под мохнатых седых бровей на Василия и спросил:
— А на какого зверя ты, сынок, собрался с нарезным оружием идти?
Василий никогда не охотился. Но тир посещало много любителей пострелять дичь, и рассказов он наслушался. Поэтому быстро сообразил:
— На кабана, дедушка.
— Что это у вас на Белой Руси законы поменялись? Чай, сейчас не сезон. Еще поросята не подросли.
Лера увидела, как краснеет ее приятель, и пришла на помощь:
— Дедушка, там, в заповеднике их слишком много развелось, вот Васе и выдали лицензию на одного кабана. А папа упросил ехать вместе.
— Казимир охотник заядлый, — улыбнулся старик и куда-то исчез. Вернулся, держа в руках сверток из мешковины. Усевшись за стол, не спеша развернул материю, под которой в кожаном футляре лежал разобранный бельгийский винчестер. Старый охотник еще раз лукаво поглядел на молодого человека и, не без ехидцы, поинтересовался:
— Стрелять-то умеешь?
— Немного.
— А слабо со мной под интерес? Давай я мишень на забор пристрою, и за сто шагов пальнем по разу. На кон коробку патронов ставлю. Не Казимира, своих.
Василий понял, что старик затеял очередную проверку, но решил козырей не раскрывать:
— А промажу, чем расплачусь? У меня патронов нету.
— Сотку дашь, и в расчете.
— Это можно.
— Тогда докушевай, и айда.
— Пошли, я уже наелся.
— Молодка пусть нас рассудит. — Старик открыл резной дубовый буфет и извлек коробку от детского питания: — Пару лет назад у меня племянница с дитем гостила. Вот опосля нее осталось. Нехорошо, конечно, в ребеночка палить, да он невзаправдашный. Картинка только.
Василий посмотрел на коробку и увидел слащавый портрет румяного младенца с белыми локонами:
— Ангелочка попортим.
Пантелеевич усмехнулся:
— Ничего, он все равно на растопку пойдет. А попасть надо аккурат в лобик. По-другому не зачтется, — и указал на кожаный футляр: — Свинтить его сможешь?
Василий быстро собрал винчестер, попробовал в руке. Оружие имеет особую тяжесть. От этой тяжести мужчине передается вековая уверенность охотника-воина. Они вышли в сад. Старик долго приспосабливал коробку на колу забора в дальнем конце своего приусадебного участка. Сажать и пахать теперь он мог хоть до леса, что раньше запрещалось. Забор стоял еще с колхозных времен.
Кому стрелять первым, тянули спичку. Сломанная досталась Василию. Старик выдал ему один патрон, а второй зажал в кулаке. Танцков прицелился и, не выстрелив, опустил винчестер:
— С первого не попаду. Не знаю боя. Вы же из него уже стреляли, а я нет.
— Ладно, пальни пробную. Загублю на тебя еще один патрон. — И старый охотник разжал кулак.
— Спасибо. Только я не хочу мишень портить. Пальну в кол, что рядом.
— Дело хозяйское, — улыбнулся Пантелеевич, — пали куда хочешь. Только учти, у него бой отхода не дает. Куда нацелишь, туда и пуля.
Танцков прицелился, выстрелил и срезал верхушку кола.
Старик помрачнел:
— Не надо зря патроны переводить. Они нонче дороги. Обыграл ты старого. Получишь упаковку.