Кремлевский синдром

Так и не заснув в ту ночь, с трудом дождалась, когда их «гость» покинет квартиру, и постучала в кабинет отца. Стефанию она тревожить опасалась, мама и так перенесла сердечный приступ, и доктора просили оберегать ее покой. Отец тоже недавно переболел, но держался. Лера все ему выложила. Казимир выслушал и, к ее удивлению, рассмеялся. Его смех молодую женщину напугал. В их доме давно так не смеялись. А что, если отец не выдержал нервного напряжения последних недель и его психика дала сбой?

Но, к счастью, вскоре поняла, что у отца с рассудком все в порядке. Казимиру пришлось открыть дочери их тайну и просить ее полностью парню доверять. Поэтому, когда Василий заявил, что летит в Тюмень с ней, пожала ему руку и сказала «спасибо».

Вася мужественно разделил с молодой вдовой все тяготы подготовки к прощальной церемонии, взял на себя хлопоты по проведению поминального застолья в единственном ресторане режимного городка. Был рядом и в самые тягостные моменты скорбного ритуала. Лере было вдвойне трудно. На похоронах присутствовала и бывшая жена Мальгасова и его взрослые дети. Большинство горожан общались больше с первой супругой, которую знали много лет. Ее старались поддержать, к ней подходили со словами сочувствия. Леру многие не замечали. Для сотрудников Мальгасова, чтобы те не гадали, что за молодой мужчина прилетел с вдовой, она представила Танцкова как дальнего родственника своей семьи. И не кривила душой. Жажда мести к убийце связывала вдову и Танцкова почти родственными узами.

Самолет уже час находился в воздухе, и Лера заснула. Во сне она непроизвольно склонила голову на плечо Василия, и он сидел, боясь шевельнуться. Молодой человек не только привязался за это время к молодой женщине, он почувствовал к ней нечто большее, чем дружеское расположение. Но даже себе признаваться не смел. Во-первых, было не по-мужски воспользоваться горем Леры, во-вторых, он отказался от любимой невесты. Что он может предложить этой женщине, кроме еще одного горя? У него нет будущего. А она молодая и еще встретит достойного спутника по жизни.

Завтра истекал двухнедельный срок. Если с подачи минского следователя Борисевича Фигмана не арестуют, он его застрелит. Завтра он придет в банк с пистолетом в кармане. В кабинет с оружием не пропустят, но он будет болтаться в помещении, пока не подвернется случай.

Лера вздрогнула и открыла глаза. Поняв, в каком положении спала, покраснела, но ничего не сказала. В ее сумочке выдавал мелодию мобильный телефон. Со сна долго не могла расстегнуть замочек, наконец, открыла сумку и вытащила трубку.

— Валерия Казимировна, Танцков с вами? Это говорит полковник Назаренко, передайте ему, пожалуйста, телефон.

— Это тебя, Вася.

— Меня? — удивился Танцков, но трубку взял: — Слушаю.

— С вами говорит полковник ФСБ Назаренко. Не хочу вам ничего объяснять по телефону. Прошу выполнить то, что я скажу.

— Постараюсь, товарищ полковник.

— Стараться не надо. Надо выполнять. От этого зависит ваша жизнь и жизнь вашей спутницы. При посадке в московском аэропорту с борта вместе с пассажирами не выходите. Оставайтесь на своих местах. Встанете, когда к вам подойдут наши сотрудники и предъявят документы. Все ясно?

— Вроде, ясно. А в чем дело?

— Я же сказал, объясняться будем потом.

Закончив разговор, Танцков вернул телефон Лере.

— Что Назаренко тебе сказал? — спросила она.

— Ты его знаешь?

— Это он меня вызывал для беседы. Кстати, вполне интеллигентный и очень приятный господин. Чего он от тебя хочет?

Танцков пересказал молодой женщине содержание короткого разговора.

— Надеюсь, нас не арестуют? — И Лера грустно улыбнулась.

Он усмехнулся:

— Когда хотят арестовать, по телефону не предупреждают.

— Тогда сделаем, как просил полковник. — И она опустила свою ладонь на руку Танцкова. Он опять замер, точно так же, как раньше, пока она спала у него на плече. Но то было непроизвольное движение спящего человека, а теперь вполне сознательное. Ему стало тепло и нежно, как в детстве, когда рядом сидела мама. Хотелось продлить это чувство как можно дольше. Но она убрала руку, достала из сумочки зеркальце и припудрила носик:

— Знаешь, мне с тобой очень хорошо, но опять не спокойно.

— Почему?

— Еще неделю назад я о тебе вообще не думала, а теперь, когда узнала от папы, зачем ты приехал Москву, мне за тебя страшно. Хотя я тебя прекрасно понимаю. Сама прикидывала, как уничтожить эту гадину. Но мне не по силам. За ним деньги, охрана, бандиты. Я за тебя боюсь.

— А во мне страха нет. Последние полгода я живу одной мыслью — уничтожить подонка, а потом хоть потоп.

— Раньше ты был один. А теперь у тебя есть близкие люди — я, папа. Ты же считаешь нас друзьями? — И Лера снова положила свою ладонь на его руку.

— Вы мне стали очень близкими. Только в вашем доме я понял, как устал от одиночества. Если меня потом посадят в тюрьму, я хоть смогу думать, что на свете есть люди, которые обо мне иногда вспоминают.

Она отвернулась к окну, чтобы скрыть от него слезы. Затем внезапно повернулась:

— Могу я тебе задать один вопрос?