Кремлевский синдром

Начался обычный треп людей, хорошо знающих друг друга. Шлем интересовался знакомыми в Штатах. Многие уехали, но продолжали зарабатывать вокруг автомобильного бизнеса на Россию. С Шлемом Садовский сотрудничал давно. Тот являлся его «крышей» в регионе, отслеживая поток битых и восстановленных иномарок, страховал их транспортировку. Но эту тему по дороге не обсуждали. Каждый и так знал, что происходит. Болтали о пустяках. Узнав, что Садовский не разбудил шлюху, чтобы с ней не расплачиваться, авторитет долго смеялся. Бандит сам любил деньги больше родной матери, но расставался с ними легко, особенно когда удавалось пустить пыль в глаза.

— Куда ты меня везешь, родненький? — поинтересовался Садовский, когда они въехали в город.

— Ты же знаешь, я кроме «Цезаря» жрать нигде не могу. Ты с дороги, а я вообще не завтракал. Вчера, бля, немного загуляли, утром — как у негра в жопе. В пасть крошки не лезло.

Для встречи друга Шлем заказал зеркальный зал, куда больше никого не пускали. Марик пил мало, ел тоже. Он сюда приехал за делом, говорить о котором в общественных местах не собирался. Шлем догадывался, что москвич просто так к нему не заявится, но сам ни о чем не спрашивал. Знал — придет время, Садовский о деле заговорит.

После вялой трапезы два друга поехали на берег подышать воздухом. Их сопровождала только машина с телохранителями авторитета. Оставив шестерок охранять их на расстоянии, друзья вышли на берег.

— Ну, выкладывай, зачем залетел в наш отстойник, — улыбнулся Шлем и смачно рыгнул.

— Обидели меня, Славик. Крепко обидели, — жалобно признался бизнесмен.

— Сукой буду, кто обидит моего друга, тот, бля, труп, — ответил Шлем и подкрепил свои слова жестом воровской клятвы.

— Это очень большой человек, Славочка. Может оказаться тебе и не по зубкам. Но мне больше обратиться не к кому. Ты не сработаешь, никто, ты мой бриллиантовый, не сработает.

— Если базар про президента, я пас. А остальных называй, урою.

— Яшка Фигман.

— Ни хера себе?! — удивился бандит. — Вы же, вроде, корешили?

— Было до поры. Он меня, как пацана, развел. Сделал из меня дрек мит пфефер, что значит на языке моего народа, дорогой ты мой, ненаглядный, говно с перцем. Теперь он мой самый лютый враг. Ты же знаешь, Славочка, я человек добрый. Я мухи не обижу. А здесь не стерпеть. На горе моем нажился.

— Хочешь его шлепнуть или отпиздить?

— Бить нельзя, он потом и тебя и меня достанет.

Шлем почесал в затылке:

— Мы с тобой, Маркуша, конечно, бля, кореши. Кого другого я бы для тебя закопал по дружбе. Но мочить Яшку, это, бля, дорогая работа. Тут придется исполнителя заинтересовать по полной. Сколько зелени положишь?

Садовский задумался, затем наклонился и пальцем начертил на мокром песке цифру в десять тысяч.

— Нет, Маркуша, за такие бабки можно нашего таможенника шлепнуть, пожалуй, даже из их начальства кого, но не толстого. За ним кормится половина авторитетов страны. Тут и до войны, бля, недолго. Меньше чем за сотку никто, бля, базар не откроет.

Садовский вздохнул, исправил первую цифру на двойку и дорисовал дополнительный ноль:

— А если так?

— За эти бабки, бля, репу почесать можно. У тебя найдется человек в его окружении?

— Нет, так купим. За денежки, Славик, чего не купишь? — улыбнулся бизнесмен.

— Лады, есть у меня на примете один снайпер. За такие бабки сработает. Жди меня в Москве, о деталях, приеду, побазарим.

— Вот на «мерине» моем и приезжай, — предложил Марик, предвкушая экономию на перегоне машины.

Шлем, усмехнувшись, потрепал друга по плечу:

— За что я вас, бля, жидов, люблю — никогда свой интерес не упустите!

Садовский стер носком башмака расчеты на мокром песке и виновато улыбнулся.

* * *

К удивлению эстонского семейства, москвичку путешествие на мотоцикле не утомило и не укачало. Она с аппетитом позавтракала в столовой хозяев и отправилась в свой гостевой дом. Эльза беспокоилась напрасно — и домом девушка осталась довольна. Во всяком случае, сожалений по поводу снятого жилья не высказала. Зато хозяева высказали несвойственный этой нации восторг внешностью и поведением гостьи. Молчал только Райво. Но его молчание Эльзу обмануть не могло. Москвичка сыну явно приглянулась. Эльза слышала, как, провожая ее до крыльца, сын предложил вечером покатать девушку по окрестностям. И та не возражала.

В коровнике, когда мужчины чинили автоматический транспортер для подачи корма животным, Райво спросил у отца:

— Она к нам надолго?

— Ты о ком? — не сразу понял Тыну.

— О Ксении, нашей постоялице.

— Пока договорились на месяц. Дальше не знаю.

— Жаль, мало, — вырвалось у Райво. Тыну внимательно посмотрел на наследника и решил высказать ему свои соображения.

— Сынок, я думаю, что слишком уделять внимание русской ты не должен. — Сын промолчал. Тыну тоже не сразу пояснил свою мысль. Они наладили ленту, сделали пробный запуск мотора, и только убедившись, что работа закончена, досказал свою мысль: — Ты уже взрослый мужик, сам подумай. Девушка молодая. Откуда у нее такие деньги? Боюсь, что у нее женишок есть с большим кошельком.

— Три тысячи и родители могли дать, — возразил Райво.