Кремлевский синдром

— Что рассказывать. Работать хочу. В Минске для меня денежной работы нет, а плавать надоело.

— Зачем тебе деньги? Семья большая?

— Нет, родители умерли, я один.

— Почему не женат?

— Женатый моряк — козел с рогами.

— Логично. В органах когда-нибудь служил?

— Никогда.

— А неофициально? Вы же в загранку ходили, там каждый второй подписывался стучать.

— Обошлось. Меня никогда не вербовали.

— Странно. Служил в морском десанте, а вербовки избежал… — говорил это начальник отдела с улыбкой, но глаза его изучали посетителя строго и внимательно.

— Вопрос не ко мне.

— Согласен. Навыки службы не растерял?

— Могу продемонстрировать.

— Не здесь и не сейчас. Вот тебе два листа бумаги и ручка. На одном нарисуешь подробную биографию, включая родителей, их работу и свою учебу, укажешь страны, где довелось побывать. На другом — напишешь заявление на мое имя. — И Амиров вышел из кабинета. Василий предположил, что за ним могут наблюдать и, не поднимая головы, стал заполнять бланки. Все заполнил верно, но младшую сестру в графе «родственники» не указал. Подозрения, что за ним наблюдают, подтвердились. Как только закончил, Амиров вернулся в кабинет.

— Написал?

— Вроде.

— Давай сюда, — начальник взял листки и, не читая, убрал в ящик стола. — Откуда знаешь Мальгасову?

— Какую Мальгасову? — не понял Танцков.

— Ты с ней сегодня пришел в банк.

— Леру? Я не знал, что она Мальгасова. — И он рассказал, как познакомился с молодой женщиной и как оказался в ее доме.

— Я слышал про вчерашний цирк. Не будь я в командировке, бабы здесь кипиш бы не устроили. Хорошо, хоть хозяин в загранке, — ухмыльнулся Руслан и, сменив тон на доверительный, спросил: — Ты и сегодня у Леры останешься?

— Не знаю. Мне особенно деваться некуда, но и стеснять, по сути, чужих людей неудобно.

Амиров прошелся по кабинету и сел рядом с Василием:

— Я тебе советую еще ночку там переночевать. Понимаешь, появилась информация, что у мужа Леры была другая женщина. Мальгасов махнул с ней за кордон и жене ничего не сказал. Как бы воспользовался обстоятельствами. Нам высказывать ей подобное неудобно. А ты можешь.

— А с чего я ей вдруг брякну о муже?

— Молодец, вопрос по существу. Скажешь, что я тебе об этом намекнул, или, еще лучше, ты это из моего телефонного разговора понял. Не подавай, как факт, а так, в качестве предположения. А то она секретаря достает, а что Эдик может ей сказать?! Договорились?

— Попробую.

— Ну и порядок. Будем считать, что это твое испытательное задание. А завтра, если в банке возражений не возникнет, мы твой вопрос решим, и с жильем поможем.

Танцков поднялся:

— А скоро господин Фирман приедет?

— Тебе зачем? — зрачки Амирова сузились и впились в Василия.

— Без него меня на работу взять не смогут, — наивно пояснил свой интерес Танцков. Начальник усмехнулся, и глаз его тут же подобрел:

— Твой вопрос сам решу. Хозяин в такие мелочи не вникает.

— Спасибо.

— Пока не за что… Ты мне паспорт свой оставь. Завтра верну.

Танцков отдал документ и отправился за будущим начальником. Амиров проводил минчанина до вахты и с удовлетворением отметил, что Лера его там ждет. Затем вернулся к себе в кабинет и позвонил в Минск.

— Чижик, у меня к тебе просьба. Тут у меня парнишка из Минска нарисовался. Его рекомендовал мужик надежный, но ты меня знаешь, люблю доверять, но проверять. Понюхай, что за мальчишка. — И раскрыв паспорт Танцкова, Амиров продиктовал его данные.

* * *

— Папа, ты теперь самый главный? — спросил Борисевич-младший у своего родителя за ужином.

— Митя, не приставай к отцу, — одернула сына Таисия Поликарповна. Супруга Борисевича хоть и попыталась создать строгость на лице, но глаза ее светились счастьем. Помимо звездочки муж получал солидную прибавку к жалованью, что для семейного бюджета имело принципиальное значение. Не довести своих подданных до порога нищеты батька сумел мерами жесткой экономии. В столице республики жителям установили счетчики не только за электричество, но и за воду, и за телефонные разговоры. И лишь воздух они пока могли потреблять бесплатно. При весьма скромных зарплатах даже в семьях чиновников, отвечающих за правопорядок в стране, экономили каждую копейку. Поэтому в радости мадам Борисевич не было ничего удивительного. Не радовался только он сам. Часы показывали начало десятого, а от Техновича никакой информации еще не поступало.

— Почему не ешь? Тебе моя поджарка не нравится? — насторожилась хозяйка. Супруг заставил себя улыбнуться, похвалить кулинарные таланты жены и опустошить тарелку. Сам виновник торжества в душе праздника не ощущал. Николай Игнатьевич наивностью не отличался и прекрасно понимал, что шагнул за черту. Черта была невидимой, но от этого не менее жесткой. По сути, он нарушил субординацию и через голову начальства обратился за помощью на самый верх государственной пирамиды. Если и там его профессиональные действия не поддержат, неизвестно, чем дело закончится. Вновь испеченный подполковник не исключал и возможности отставки. А оказаться в сорок девять лет безработным — перспектива не из веселых.