Кремль 2222. Тобольск

Находясь на волоске от гибели, он изловчился и пырнул ворма копейным острием секиры. Прицельно пырнул – в незащищенное место ниже короткой байданы. К большому несчастью для мута в этом месте у него находился пах. О чем Бортник не преминул напомнить.

Плоское и длинное, расширяющееся к основанию, острие со свистом вонзилось в плоть ворма, буквально насадив его на верхнюю часть клинка. Невозможно передать словами всю гамму чувств, охвативших мутанта. Но по инерции он успел-таки рубануть противника по голове, хотя и вскользь – помешал капюшон панциря.

Рассвирепев от такого хамства, Бортник ухватил древко секиры второй рукой и, напрягшись, перекинул тело ворма через себя. Он при этом визжал так, что у Бортника заложило уши. Но как тут не завизжать, когда пах и промежность рассечены до самого копчика?

Затем Бортник, не без труда, присел и попытался оглядеться. Ох! Ох-хо-хо… Голова раскалывалась на части, перед глазами вращались концентрические круги… Где же палаш? А, вот, вроде.

Встав на корточки, он попытался дотянуться до оружия, и в этот момент его кто-то с силой дернул за ноги. Ах ты тварь непотребная!

Забытый в горячке схватки «латник» вступил в нее неожиданно, но активно. Невзирая на выбитый глаз и почти отрубленную голень, мутант не собирался тихо и спокойно уйти в мир иной. Нет бы перед смертью о душе подумать, ан нет. Едва оклемавшись, он жаждал мести и рвался в бой. И даже потеряв литра три крови, по-прежнему оставался смертельно опасным врагом.

Оружия у него не было. Вместо правого глаза зияла кровоточащая рана. Одной ноги, считай, он уже тоже лишился. Но оставались целыми две здоровенные ручищи. Обхватив ими ноги Бортника, ворм рывком подтянул его к себе. А затем, зверея от ярости, впился зубами в бедро врага.

Штаны Бортника, изготовленные из специально обработанной кожи кабана-рыбы, выдерживали удар ножа и даже наконечника копья – благодаря скользкой и очень плотной чешуйчатой поверхности. Но ворм исхитрился прокусить штаны клыками и вцепился в ногу Бортника, как бультерьер. И сгрыз бы заживо – дай ему волю.

Тем более что хватка у челюстей мутанта была не слабее, чем у дикой крысособаки. Имел Бортник однажды такое удовольствие – отбиваться от стаи этих «санитаров леса». Так что мог сравнить. И сравнение получилось в пользу «трупоеда». В том смысле, что зубки тот имел ого-го…

Одного не учел вконец осатаневший ворм – если у него вообще осталась способность к разумным суждениям. Того не учел, что у Бортника, кроме палаша, в запасе еще и кукри имелся. Не хилый такой изогнутый тесачок длиной в две ладони. А также с полдюжины кованых гвоздей лежало в боковом кармане в специальных кармашках-сотах.

Однако Бортник в этот миг не выбирал, что лучше подойдет: нож или заточенный гвоздь; не думал он о таких тонкостях. Просто ухватился за то, что первым под руку подвернулось; а подвернулась рукоятка кукри. Остальное – дело мастера.

Схватил Бортник нож и полоснул мутанта по шее. Как следует полоснул: от лопухообразного уха до гортани. Так, что кровь из артерии струей брызнула. Чтобы уж наверняка.

Хотя, кто его знает наверняка, сколько у этих вормов артерий? Они ведь, твари, не зря от Полей Смерти питаются – все что угодно может отрасти и нарасти. Поэтому следующим ударом Бортник в глазницу уроду засадил – ту, что еще пялилась бельмом, в отличие от первой. Изощренно засадил – чтобы до мозга достать. И достал, кажется. А больше и бить-то было некуда – кираса прикрывала.

Но ворм и после этого еще минуты две дергаться продолжал. Зубы, правда, разжал. А вот ручищи свои, которыми голени Бортника обхватил, – нет. Так и продолжал держать, сцепив ладони в замок. Настоящий монстр, чего тут еще скажешь? Пришлось сухожилия подрезать – лишь тогда хватка ослабла.

Освободился Бортник от «латника», милосердно добил секирой скулящего ворма с распоротой промежностью и только затем огляделся. Вернее, сначала кровь с рассеченного лба смахнул, чтобы глаза не заливала. А уж потом посмотрел в сторону лодки.

Он, конечно, не забыл о Зайце и четвертом ворме. Просто, в бою ведь как? Кто под руку подворачивается, тех и мочишь. Вот он и мочил, пока народ не успокоился. А когда огляделся, то понял, что на помощь к товарищу, видимо, опоздал.

Нет, Заяц был еще жив. И ворма – который с копьем – он все-таки уложил. И сидел теперь на песке, прислонившись к борту лодки. Дышал даже, потихоньку. Но вот кровь пузырилась на губах. И дышал-то совсем плохо – с хрипом и посвистом. Достал его все же ворм своим копьем. Или еще чем…

– Ты это, терпи, Заяц, – попросил Бортник. – Я сейчас. Куда он тебя?

Товарищ смотрел мутными глазами. Потом с трудом выдавил, булькая кровью:

– Все… кажись… ты не… забудь…

«О чем не забудь?» – хотел спросить Бортник. Да не успел. Понял, что не слышит его Заяц. И не услышит уже никогда.

Оглянулся Бортник. Закрыл мертвецу веки. Помолчал. И вспомнил, о чем просил товарищ.

– Закопать, значит, тебя? – пробормотал под нос. – Поглубже, значит? Чтобы мутанты не сгрызли? Ну, если просил…