Кремль 2222. Шереметьево

Ну да, располосованная, окровавленная камуфла провисла книзу бурыми лоскутами, за которыми несложно было разглядеть подарок Буки, вбитый пулей в мое тело и вросший в него намертво. Выточенная из бронепластины летучая мышь с распростертыми крыльями и знаком радиационной опасности в когтях. Издалека можно принять за наколку, но девка попалась на редкость зоркая. И ладошки черные от порохового нагара. Интересно, не она ли недавно стрельнула из пушки прямо в центр Дерева Жизни?

Впрочем, сейчас это уже не имело никакого значения. Мутантов тут стопроцентно не любили, досталось людям от них крепко. И какая разница, что мутант сделал хорошего с четверть часа назад? Главное – вот он, стоит прямо перед ними. Не такой, как все. Другой. Чужой…

– Глядишь, если б не он, и князь был бы жив… – отчетливо произнес кто-то в толпе. – И два воина наших не стали бы инвалидами…

– Точно, – сказал я, доставая из ножен «Бритву». – Если б не я, все было бы у вас хорошо. И скведы форты ваши не уничтожили, и вас сюда, в Кремль, не загнали. И вообще Последней Войны бы не было. Это я виноват во всех бедах. А теперь давайте, начинайте. Вас много, я один. Посмотрим, сколько самых смелых и справедливых новгородцев отправится сопровождать меня сегодня в Край Вечной Войны.

Я говорил, но толку от этого было немного. Кольцо неуклонно сжималось. Задние напирали на передних, которые, может, и хотели бы теперь держаться подальше от «Бритвы», постепенно наливающейся холодным светом, но получалось это у них неважно. Задним всегда проще. Дави и дави себе в чужие спины, прикрываясь за ними, словно за щитами. А потом, когда в плоти передних завязнут чужие клинки, можно толкнуть посильнее безвольный труп и всадить свой меч в обезоруженного врага. И вот ты – герой, а о том, кто умер, можно немного погоревать, а потом забыть. Помнят героев, погибшие быстро забываются…

До ближайшего молодого парня с мечом и испуганными глазами оставалось метра три, когда над толпой раздался зычный голос.

– Эй, соплеменники! Нешто ополоумели вы, или как? Этот чужак один вышел против скведов, а вы на него толпой прете? А ну-ка, посторонитесь!

Голос Никифора было сложно спутать с чьим-то другим. И противостоять его убедительному напору – тоже. Однако некоторые в толпе были настроены решительно.

– А ты кто такой, кузнец, чтоб народу указывать, что делать? – взвился чей-то надтреснутый фальцет. – Тоже мне, выискался, защитник мутантов!

Хрясть!

Над толпой взвилась и опустилась знакомая бейсбольная бита. Обладатель фальцета взвизгнул было:

– Ты чо творишь? На своих братьев…

И заскулил, подавившись недоговоренными словами.

– Не брат ты мне, тварь неблагодарная, – ровно прогудел голос кузнеца. – Я скорей того мутанта братом назову, что людей от смерти неминучей спас.

– Да ты совсем…

Вжик!

Еще один возмущенный голос прервался стоном боли. Толпа вздрогнула – и расступилась. Стоны и крики боли единственное, что способно остановить этот жуткий организм, состоящий из обезличенных людских оболочек. Ну, может, еще водометы и полицейские кордоны, но в этом мире и то, и другое исчезло в горниле Последней Войны две сотни лет назад…

В образовавшемся проходе стояли Никифор с бейсбольной битой в руках и Степан – с боевой плетью. Возле их ног корчились двое типов бомжеватого вида. Один держался за плечо, второй – за лицо, которое пересекала быстро вспухающая багровая полоса. Впрочем, Никифор не был настроен на благодушие и снисхождение. Носок его сапога врезался в ребра ближайшего бомжа.

– Ну чо, говори, сколь вам заплатила родня покалеченных придурков, чтоб вы народ на чужака науськали?

Бомж завыл, забился в конвульсиях, меж его губ появилась пена.

– Не трожь юродивого, – неуверенно произнес кто-то в толпе. На что Степан быстро выхватил из чехла нож, наклонился и клинком разжал зубы бомжа, изо рта которого на землю упал маленький кусочек мыла.

– Ну, теперь все ясно, – кивнул Никифор. – Напускали в Кремль всякого городского отребья, и теперь оно тут голос подает. Значится, так. Князя у нас теперь нет, закона нет, и совесть вы тоже последнюю растеряли. Если рядом с вами плечом к плечу бьется кто-то, какая разница, кто он?

Мясистый палец кузнеца указал на меня.

– Я вижу перед собой товарища по оружию. И если кто-то видит другое, пусть выйдет против меня прям здесь и сейчас, хоть с мечом, хоть с копьем. А я уж постараюсь глаза его бесстыжие в тупую башку вколотить, потому что они ему без надобности, ежели он ими смотреть не умеет.

На несколько секунд над толпой повисла тишина, которую разорвал звонкий девичий голос.

– Складно говоришь, кузнец. И складно суд вершишь. Думаю, погорячились мы с чужаком. Прав ты, Никифор, ни за что мы человека обидели. Человека, не мутанта, настоящего человека. Спасибо тебе, кузнец, за слова твои мудрые. Посему думаю я, что лучшего князя, чем ты, Новгороду и не нужно.