Кремль 2222. Шереметьево

Точно. Впереди, там, где шоссе впервые за долгое время делает поворот, происходило что-то масштабное. Я отчетливо слышал тяжелый грохот пушек, треск ружейных выстрелов, чьи-то крики… А еще вдалеке, над крышами домов плавали клубы черного дыма. Там что-то горело, причем на довольно большой площади. Пелена растянулась на километр, а то и поболее – отсюда было сложно сказать, насколько именно.

Соответственно, у меня было два варианта дальнейшего развития событий. Объехать явно опасное место по широкой дуге и продолжить путь, благо город был пронзен множеством неплохо сохранившихся асфальтовых артерий. Либо ехать вперед, в самое пекло глобальных чужих разборок, не имеющих ко мне ни малейшего отношения.

Элементарная логика подсказывала очевидный ответ. У тебя есть цель, простая и понятная. Вот и езжай к своей цели. Совершенно необязательно лезть в чужое пекло для того, чтобы удовлетворить любопытство. Оно и так понятно – кто-то кем-то недоволен, причем настолько, что готов рискнуть собственной жизнью ради того, чтобы убить оппонента. История стара как мир, и вряд ли ты найдешь там для себя что-то новое, кроме свежих шрамов на собственной шкуре.

Но, в то же время, было и другое…

Сволочь-память услужливо воспроизвела карту Тимофея, на которой этот поворот был достаточно явно обозначен. После него дорога вновь становилась прямой, и вела она точнехонько к новгородскому Кремлю. Где, как я понимаю, и должен был находиться князь, которому следовало отдать коробочку с камушком.

По идее, звучит бредово. Переться в центр неведомой бойни ни пойми ради чего. Сувенир от незнакомого деда отдать, ага. Типа, вовсю воюющему князю сейчас до сувениров. Но, блин, Долг Жизни есть Долг Жизни, и я, скрепя сердце, направил мотоцикл по дороге к Кремлю.

Мой байк машина шустрая, полтора километра для нее не расстояние. Слева потянуло близкой рекой, и почти сразу я увидел новгородский Кремль. Кирпичные стены, приземистые, коренастые башни, рассчитанные на долгую осаду. Чистый функционал, ничего лишнего. Крепость стояла на основательном холме, что добавляло проблем осаждающим. Которых, впрочем, было немало…

И это точно были не люди.

Вернее, они ими были когда-то, но сейчас они представляли собой нечто совершенно иное.

На Кремль лезли мертвые. Их было много, очень много. Лохмотья кожи свисали с желтых от времени костей, полупустые черепа сочились черной гнилью, многие ползли, лишенные одной, а то и обеих нижних конечностей, цепляясь за землю непомерно отросшими, крепкими ногтями…

Это были даже и не зомби в привычном понимании этого слова. На Кремль накатывались волны мертвой органики, мешанина костей, обрывков плоти и на удивление толстых и крепких ногтей, которым больше подошло бы определение «когти». А среди этого моря мертвечины через примерно равные промежутки торчали щупальца… Не одиночные, как то, что я встретил в сожженной деревне, а целые пучки, эдакие кусты шевелящихся отростков с одним общим основанием.

Сейчас они не хлестали никого, и даже почти не двигались, напоминая кусты с прямыми, напряженными ветвями, лишенными листвы… или слегка подрагивающие щупальца гигантских осьминогов, которым вдруг вздумалось бы воткнуться головой в землю, воздев к небу свои гибкие конечности.

«Антенны, – пришла мне в голову совершенно определенная мысль, не предусматривающая иных вариантов. – Живые антенны, каким-то образом сумевшие извлечь из земли этот океан мертвечины и бросить его на крепость».

Но защитники Кремля не собирались сдаваться. То тут, то там со стен срывались вниз длинные струи пламени, хлещущие по атакующим, и тогда воздух наполнялся зловещим треском горящей плоти, слышным даже отсюда. Глухо рявкали чугунные пушки, и горячие ядра, врезаясь в мертвых, проделывали в их рядах длинные коридоры – которые, впрочем, тут же заполнялись новыми трупами.

Меж зубцами одной из башен я заметил движение. Следом в месиво, шевелящееся у ее подножия, полетел большой кожаный бурдюк. Упал, треснул от удара о чьи-то обломки ребер, на мертвечину плеснуло черное. Горячая смола? А, может, сырая нефть, отсюда не разобрать. Следом в место падения одна за другой воткнулись три горящие стрелы. Одна потухла сразу, вонзившись в отсыревшую грудную клетку трупа, зато две другие нашли цель. Черная жидкость вспыхнула, да так, что языки пламени достали до одного из «кустов».

Послышалось пронзительное шипение, однажды уже слышанное мной, только во много раз громче – видать, гигантского «осьминога» припекло нехило…

Впрочем, переживал он недолго.

Осклизлые щупальца внезапно провисли книзу, образовав нечто вроде щепотки, вершиной направленной на башню. Миг – и я увидел возле основания щупалец стремительно нарастающее сияние.

Раздался громкий хлопок, похожий на удар арбалетной тетивы – и из «щепотки» вылетел сгусток ярко фосфоресцирующей слизи. Пролетев по воздуху наподобие снаряда катапульты, мерцающая пакость ударила в верхнюю часть башни, туда, где зияли ряды бойниц и узких окон, из которых торчали жерла старинных чугунных пушек.