Кремль 2222. Юг. Северо-Запад. Север

Действительно, заваленный бетонными плитами танк остался практически целым, если не считать глубоких царапин на броне, огромных черных пятен на месте сгоревшей защитной краски да сорванного люка механика-водителя. Сам же водитель сидел рядом с боевой машиной и крыл на чем свет стоит окружающих и весь белый свет в придачу.

Когда я подбежал, Шерстяной уже с помощью двоих мутантов из моего отряда поднялся на ноги.

– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! – быстро произнес я, улучив паузу в потоке ругательств, льющихся изо рта мутанта. – Не обессудь, не смогли тебя раскопать раньше – воевали, сам понимаешь. Но без тебя нам бы туго пришлось. Спасибо, дружище!

Наверно, прозвучало это искренне, потому что Шерстяной ругаться перестал. Пожалуй, его кличка была сейчас не особенно актуальна – волосы на его морде сгорели, и сейчас он больше походил на сильно обожженного человека, нежели на мутанта. Одного взгляда на танк было достаточно, чтобы понять, что случилось. Шерстяной открыл люк и таким макаром попер в атаку. В общем, преимущество очевидно – так обзор куда лучше. А перед тараном стены захлопнуть люк не успел или просто забыл. Ну, тот люк и свернуло страшным ударом об бетон. Шерстяной же потерял сознание от удара и свалился вниз, под защиту брони. Это его и спасло, когда вокруг начался огненный ад. И лишь везением и живучестью мутанта можно объяснить, что он не задохнулся в дыму и не изжарился заживо. А может, дело было в танке. Когда Шерстяной пришел в себя, он нашел в себе силы сесть за рычаги и дать задний ход. И тридцатьчетверка выбралась из завала! Правда, продолжать бой было уже некому – сидящие в башне стрелок и заряжающий задохнулись в дыму. Да и Шерстяной снова вырубился и пришел в себя, лишь когда все было кончено.

– Ладно уж, – проворчал он. – А эти… нео выжили?

– Ну да, – ответил я с некоторым удивлением. – Зачем они тебе?

– Харя горит, – пожаловался Шерстяной. – Их слюна от ожогов – самое лучшее лекарство.

– Плюнуть в моррду герою? Без прроблем!

Естественно, это был Грок, нарисовавшийся из-за танка и скалящийся всеми своими многочисленными зубами.

– Щас тебе! Охренел, что ли, обезьяна патлатая!

– А как? – искренне удивился Грок, ради такого дела не обидевшийся на «обезьяну». – Лизать твою копченую харрю я не собирраюсь, ты ж не баба. Так что закррывай глаза, лечить буду.

– Хорош чудить, – проворчал Ррау, появившийся в поле зрения с аптечкой под мышкой. – Бинт слюной смочим и перевяжем. Через пару часов все будет нормально.

– Да я ж так, порржать, – ощерился Грок. – И нам хоррошо, и рраненому легче.

Все заулыбались, даже Шерстяной попытался, но скривился от боли – растрескавшиеся губы и обожженная кожа, запекшаяся коркой на щеках, не располагали к веселью.

Но, тем не менее, это была победа! Настоящая. Полная. Которую теперь уже с такой-то командой никто у нас не отнимет…

* * *

Поспать мне удалось немного, часов пять от силы. Разбудил меня Ррау.

– Вставай, Снар! – прорычал он.

– Какого черта? – заворчал я, с усилием открывая глаза. Спать после всего произошедшего вчера хотелось нереально, и организм отчаянно сопротивлялся, цепляясь за обрывки бессвязного, но такого желанного сна.

– Ты говорил, что в Бутырке осталась сестра. Рренгу плевать на Рут, ему нужна крепость. Я не прощу себе, если она погибнет.

«А ведь он прав», – подумал я, спуская ноги с продавленной солдатской кровати. «Уже двое суток прошло. Что там с Данилой, Настей, Фыфом и Рут – черт его знает. У них же только старинные ружья да полтора десятка кормовых. И все. Если руконоги или нео попрут на штурм, им не выстоять. Жаль, что раньше выдвинуться не получилось с этими благородными осмами, мать их в душу!»

Я спал на верхнем этаже цитадели. И проветривается лучше, не так гарью несет, и видно все в восемь узких стрельчатых окон, забранных толстым пуленепробиваемым стеклом. Окошко открыл – наслаждайся лесным воздухом – хоть лес и мутировал, но все равно кислород поставляет исправно. Надышался, окошко закрыл – и спи спокойно, дорогой товарищ, если, конечно, бдительные нео не разыщут…

Разыскали. Причем оба. Грок слонялся этажом ниже, напоминая видом революционного матроса на пике славных дел. Габаритный нео в свете последних решений круто изменил своим первобытным вкусам. А именно: выбросил набедренную повязку, а взамен разыскал себе на складе безразмерные штаны. Также за ночь он скроил из плащ-палатки что-то типа безрукавки и поверх этого феерического прикида обмотался пулеметными лентами. Помимо этого из брезентовых ремней он соорудил себе сбрую-подвес для пулемета ДШК, который в его лапищах смотрелся гораздо органичней ПК, и уж тем более АКМа – тот вообще воспринимался как игрушка, хотя, заляпанный кровью, помнится, произвел на работяг неизгладимое впечатление.

– Верю, – кивнул я. – Прогресс налицо.

Грок самодовольно усмехнулся, покосившись на собрата. Мол, учись, деревня, пока я жив. На что Ррау лишь пожал плечами – сам-то он оставался в кожаной одежке предков, прикрывавшей лишь задницу да детородный орган.