Крейсер «Очаков»

Одобренные МТК другие усовершенствования, не вызывавшие значительных переделок, принимались к исполнению, включая и установку постоянных труб угольных ям в жилой палубе, и прорубание двери из машинного отделения в кормовую кочегарку. Неудобства изнурительной перегрузки угля через жилую палубу на черноморских кораблях устранялись благодаря специальным водонепроницаемым выгородкам, позволявшим пересыпать уголь в нижние ямы напрямую из верхних бортовых. Не было на бывшем „Очакове” и проходивших через патронные погреба труб парового отопления, которые по требованию МТК выводились для устранения опасного повышения температуры. Чертежи новой боевой рубки с уменьшенными просветами уже разрабатывали в Севастополе в нескольких вариантах.

Так уж повелось в бюрократической России, что судьбу многих глубоко продуманных и всесторонне обоснованных прогрессивных предложений решали „в верхах” глубоко равнодушные люди, не способные проникнуться идеями и патриотизмом энтузиастов.

Уже говорилось об удивительных превращениях ряда борцов против рутины, происходивших по достижении ими административных высот. Еще более странной должна показаться позиция нового, только что (в апреле 1906 г.) созданного учреждения флота — Морского генерального штаба. Само рождение его на развалинах старой военной системы связывалось с необходимостью решительного перехода на путь прогресса. Однако именно Морской генеральный штаб — генмор, как его называли по телеграфному сокращению, решительно выступил против усиления бронирования крейсеров типа „Богатырь”. Это произошло на заседании МТК 2 октября 1906 г. при обсуждении разработанных новым судостроением Петербургского порта вариантов соответствующих схем для „Олега”. Представители генмора отвергли не только предложенный судостроителями удачный вариант броневого пояса по ватерлинии, но и одобренную самим министром и поддерживаемую большинством членов МТК идею защиты казематной броней открытых 152-мм орудий.

Назначение этих крейсеров генмор пересмотрел и низводил его уже до „вождения в атаку миноносцев”, для чего им следовало сохранить возможно большую скорость. Эта же скорость необходима им для „уклонения от боя с сильными судами”, поэтому никакие перегрузки, вредящие скорости, недопустимы.

И, наконец, было сказано, что крейсера типа „Богатырь” не стоят уже „на высоте современных взглядов” и потому значительные затраты на переделку едва ли окупятся предлагаемым повышением надежности их защиты.

Нельзя не подивиться противоречивости всех этих доводов. Трудно отделаться от мысли, что генмор, созданный при покровительстве Николая II и вопреки мнению морского министра, просто бравировал смелостью своих суждений.

На самом деле, могло ли навешивание бортовой брони помешать службе крейсеров, когда заранее подогнанные по шаблонам броневые листы ставились бы поочередно во время стоянки после плаваний. Какое „вождение миноносцев” можно было ожидать от высокобортных и больших (размерами с броненосные крейсера) кораблей при их скорости не более 23 уз? Чем же как не бронированием и усилением вооружения можно было бы компенсировать известную устарелость кораблей? Ведь именно о таких решениях твердил в свое время С. О. Макаров; именно таким путем спустя пять лет решили повысить боеспособность старых линейных кораблей Черноморского флота. [80]

3 октября на совещании в генморе мнение о бесполезности дополнительной брони на четырех крейсерах окончательно взяло верх, и морской министр согласился никаких переделок бронирования, кроме боевых рубок, не предпринимать. Тем временем МТК отказался от намерения снять с каждого крейсера по 4 75-мм пушки. Так последовательно трансформировалась оценка результатов боевого опыта командира „Олега”. Кончилось дело тем, что одному только ему и разрешили снять 4 из 12 75-мм пушек, и то лишь потому, что они были повреждены в бою, а заменить их было нечем (станки Меллера, на которых они стояли, больше не выпускались, а новые были значительно тяжелее).