Крейсер Его Величества «Улисс»

Брукс с улыбкой взглянул на Тиндалла.

— Не смотрите на меня с таким ужасом, сэр. Я вовсе не богохульствую. Если бы Всевышний оказался таков, кэптен, то ни вам, ни мне да и адмиралу тоже он был бы ни к чему. Но вы знаете, что это не так… Вэллери слабо улыбнулся и приподнялся на подушке.

— Вы сами по себе превосходное лекарство, доктор. Жаль, что вы не можете говорить от имени живых.

— Нет, почему же? — Брукс шлепнул себя по ляжке и, что-то вдруг вспомнив, заразительно захохотал. — Нет, это было великолепно!

Он снова от души рассмеялся. Тиндалл с деланным отчаянием посмотрел на Вэллери.

— Простите меня, — заговорил наконец Брукс. — Минут пятнадцать назад несколько сердобольных кочегаров приволокли в лазарет неподвижное тело одного из своих сотоварищей, находившегося без сознания. Догадываетесь, чье это было тело? Корабельного смутьяна, нашего старого знакомца Райли. Небольшое сотрясение мозга и несколько ссадин на физиономии, но к ночи его нужно водворить назад в кубрик. Во всяком случае, он на этом настаивает. Говорит, что он нужен его котятам.

Вэллери, повеселев, прислушался.

— Опять упал с трапа в котельном отделении?

— Именно такой вопрос задал и я. Хотя, судя по его виду, он, скорее, угодил в бетономешалку. «Что вы, сэр! — ответил мне один из принесших его. — Он о корабельного кота споткнулся». А я ему: «О кота? Какого такого кота?»

Тут он поворачивается к своему дружку и говорите «Разве у нас нет на корабле кота, Нобби?» А упомянутый Нобби смотрит на него этак жалостливо и отвечает: «Поднапутал он, сэр. Дело было так. Бедняга Райли нализался в стельку, а потом возьми да и упади. Он хоть не очень расшибся, а?» Голос у матросика был довольно озабоченный.

— А что произошло на самом деле? — поинтересовался Тиндалл.

— Сам я так ничего и не добился от них. А Николлс отвел кочегаров в сторонку, пообещал, что им ничего не будет, они тотчас же все и выложили.

По-видимому, Райли усмотрел в утреннем происшествии превосходный повод к новому подстрекательству. Поносил вас всячески, называл зверем, кровопийцей и, прошу прощения, непочтительно отзывался о ваших близких. Все это он говорил в присутствии своих дружков, где чувствовал себя в безопасности. И эти самые дружки его до полусмерти избили… Знаете, сэр, я вам завидую…

Тут Брукс поднялся.

— А теперь попрошу засучить рукав… Проклятье!

— Войдите, — ответил на стук Тиндалл. — Ага, это мне, Крайслер. Спасибо.

Он взглянул на Вэллери.

— Из Лондона. Ответ на мою депешу. Он повертел пакет в руках.

— Все равно когда-нибудь придется распечатывать — произнес он недовольно.

Брукс приподнялся со словами:

— Мне выйти?

— Нет, нет. К чему? К тому же это весточка от нашего общего друга адмирала Старра. Уверен, вам не терпится узнать, что же он такое пишет, не так ли?

— Отнюдь, — резко ответил Брукс. — Ничего хорошего он не сообщит, насколько я его знаю. Вскрыв пакет, Тиндалл разгладил листок.

— «От начальника штаба флота командующему 14-й эскадрой авианосцев, — медленно читал Тиндалл. — Согласно донесениям, „Тирпиц“ намеревается выйти в море. Выслать авианосцы нет возможности. Конвой Эф-Ар-77 имеет важнейшее значение. Следуйте в Мурманск полным ходом. Счастливого плавания. Старр».

Тиндалл помолчал. Брезгливо скривив рот, повторил:

— «Счастливого плавания». Уж от этого-то он мог бы нас избавить!

Все трое долго, не произнеся ни слова, глядели друг на друга. Первым, кто нарушил тишину, был, разумеется, Брукс.

— Кстати, еще раз насчет прощения, — проговорил он спокойно. — Кто, хочу я зиать, на земле, под землей или в небесах сможет когда-нибудь простить этого мстительного старого подонка?

Глава 8 В ЧЕТВЕРГ (ночью)

За полдень перевалило совсем недавно, но, когда «Улисс» стал сбавлять ход, над морем уже начинали сгущаться серые арктические сумерки. Ветер стих, снова повалил густой снег, а видимость не превышала и кабельтова.

По-прежнему царила лютая стужа.

Группками по три, четыре человека офицеры и матросы шли на ют.

Измученные, продрогшие до костей, погруженные в невеселые думы, они молчаливо шаркали подошвами, сбивая носками башмаков пушистые комочки снега.

Придя на корму, беззвучно вставали позади командира или выстраивались в шеренги по правому борту, где симметричным полукругом были подвешены заснеженные койки…

Рядом с командиром корабля находились три офицера: Карслейк, Итертон и Брукс. Карслейк стоял возле леерного ограждения. Нижняя часть лица у него до самых глаз была забинтована. За последние сутки он уже дважды обращался к командиру, умоляя того отменить свое решение списать его с корабля. В первый раз Вэллери был непреклонен и презрителен; последний раз (это случилось десять минут назад) командир был холоден и резок и даже пригрозил Карслейку арестом, если тот вздумает впредь досаждать ему. Карслейк тупо уставился в одну точку, вперив в наполненный снегом сумрак невидящий, тяжелый взгляд потемневших от ненависти водянистых глаз.