Крейсер его величества «Улисс»

Адмирал Джон Тиндалл скончался почти сразу после полудня. Брукс, сидевший возле него все утро, записал в документе, что причиной смерти является «послеоперационный шок и переохлаждение». На самом же деле Джайлс умер потому, что не хотел больше жить. Он лишился доброго имени, утратил веру в свои силы, в себя. Его терзали угрызения совести; по его вине погибли сотни людей. А поскольку он лишился ног, то навсегда утратил возможность продолжать привычный для себя и единственный образ жизни, который он знал и любил, которому посвятил сорок пять лет, к которому был привержен. Джайлс встретил смерть охотно и радостно. В полдень он пришел в сознание и посмотрел на Брукса и Вэллери с улыбкой здорового, а не душевнобольного человека. У Брукса сжалось сердце при виде этой невеселой улыбки. А как заразительно смеялся Джайлс в былые времена!.. Потом адмирал закрыл глаза и пробормотал что-то невнятное насчет семьи, хотя Брукс знал: никакой семьи у него не было. Снова открыв глаза, адмирал посмотрел на Вэллери так, словно видел его впервые. Отыскав взглядом Спайсера, он проговорил: «Подай стул командиру, мой мальчик». И умер.

Хоронили его в два часа пополудни, в самую пургу. Порыв ветра, смешанного с тучами снега, заглушали голос командира, читавшего заупокойную молитву. Британский флаг ещё полоскался над наклоненной вниз доской, моряки даже не успели заметить, как тело адмирала исчезло в пучине. Сиротливо, словно из какой-то неведомой и печальной страны, прозвучал горн. Потом моряки (их было, самое малое, человек двести), молча отвернувшись, побрели в свои стылые кубрики.

Не прошло и получаса, как метель стихла, словно её и не бывало. Ветер тоже ослаб, и, хотя небо было по-прежнему темным, а снег все валил и валил, хотя зыбь была настолько ещё сильна, что крен судов водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн при качке достигал пятнадцати градусов, было ясно, что шторм идет на убыль. На мостике, в орудийных башнях, в кубриках люди молча прятали глаза друг от друга.

Около пятнадцати часов «Вектра» обнаружила подводную лодку. Получив светограмму, Вэллери задумался.

Если послать «Вектру» на поиск и эсминец, обнаружив местонахождение лодки, начнет, как водится, описывать вокруг неё спираль, постепенно сужая её, то командир немецкой субмарины сразу обратит внимание на то, что преследователь не сбрасывает глубинные бомбы. И как только немец улучит минуту, чтобы всплыть и связаться по радио со своим штабом, – а это лишь вопрос времени, – то каждая немецкая подлодка, действующая севернее Полярного круга, будет знать, что конвой Эф-Ар-77 можно атаковать, не опасаясь возмездия. Однако вряд ли в такую погоду следовало ожидать нападения подводного противника. Не говоря уж о том, что при волнении невозможно удержаться на перископной глубине, сама подводная лодка представляла бы весьма неустойчивую платформу для торпедной стрельбы. Ведь при волнении взбудоражены не только поверхностные, но и удаленные от поверхности слои воды. Волнение это ощутимо на глубине десяти, двенадцати и пятнадцати метров, а в особенно крепкий шторм волнение это испытывается на глубине чуть ли не тридцати метров. В то же время не исключалась возможность, что командир субмарины все-таки воспользуется ничтожным, одним из тысячи, шансом и попытается провести атаку. Вэллери все же приказал «Вектре» начать поиск.

Но сделал он это слишком поздно. Правда, то, что произошло, произошло бы в любом случае. «Вектра» все ещё мигала сигнальным фонарем, подтверждая получение приказа, как до «Улисса» донесся грохот мощного взрыва. Глаза всех, кто находился на мостике, принялись обшаривать горизонт в поисках дыма и пламени, наклоненной палубы и судна, покатившегося в сторону от курса, – признаков того, что торпеда угодила в цель. Ничего такого видно не было. Лишь чуть ли не полминуты спустя почти случайно обнаружили, что «Электра», головной в правой кильватерной колонне транспорт, начала сбавлять ход, потом, словно выбившись из сил, застопорила ход, по-прежнему находясь на ровном киле. Дифферента ни на нос, ни на корму не было – почти наверняка торпеда попала в машинное отделение.

На «Сиррусе» замигал сигнальный фонарь. Прочтя светограмму, Бентли повернулся к командиру корабля.

– Капитан третьего ранга Орр просит разрешения подойти к левому борту и снять с транспорта команду.

– К левому? – переспросил Тэрнер, потом кивнул: – Слепой борт для лодки. В штиль дело вполне возможное, сэр, но в такую погоду… – Старший офицер посмотрел на «Сиррус», который сильно валило с боку на бок, и пожал плечами. – Краску ему пообдерет, как пить дать.

– Что за груз на «Электре», не знаете? – спросил Вэллери. – Не взрывчатые вещества?

Оглянувшись кругом и увидев, что каждый покачал головой, он обратился к Бентли:

– Запросите «Электру», нет ли у неё в трюмах взрывчатки.

Бентли простучал заслонкой, потом стих. Вскоре стало ясно, что ответа не будет.