Крейсер его величества «Улисс»

Забившись в угол мостика, Тэрнер наблюдал за юношей. Он забыл про корабль, забыл даже о бомбардировщиках – ко всему, лично он ничего не мог предпринять – и словно завороженный впился глазами в прожекториста.

Глаза юноши приникли к визиру, лицо его оставалось совершенно бесстрастным. Если бы в минуту, когда визир опускался, повинуясь легкому нажатию пальцев на штурвал, не напрягались мышцы спины и шеи, Ральстон походил бы на мраморное изваяние: при виде его неподвижного лица, нечеловеческой сосредоточенности становилось не по себе.

Ни одна жилка не дрогнула на этом лице – ни в тот момент, когда первый «юнкере» начал, словно обезумев, метаться во все стороны, пытаясь спастись от этого ослепительного снопа света, ни в то мгновение, когда вражеская машина ринулась вниз, но, выйдя из пике слишком поздно, упала в море в сотне ярдов от «Улисса».

О чем, интересно, думал этот юноша? О матери и сестрах, погребенных под развалинами дома в Кройдоне? О брате, павшем случайной жертвой мятежа в Скапа-Флоу, который теперь казался такой нелепицей? Об отце, погибшем от руки собственного сына? Тэрнер этого не знал, но что-то подсказывало, что задавать такие вопросы поздно, что этого не узнает никто.

Лицо Ральстона было нечеловечески спокойно. Оно оставалось спокойным и в ту минуту, когда второй пикировщик, промахнувшись, сбросил бомбу в море. Лицо его было неподвижным, когда третий бомбардировщик взорвался в воздухе. Оно оставалось спокойным и после того, как пушечными снарядами четвертого «юнкерса» был выведен из строя один из прожекторов… и даже тогда, когда снарядами последнего «юнкерса» вдребезги разбило пульт управления прожекторами, а самому оператору разворотило грудь. Ральстон умер мгновенно. Постояв долю секунды, словно не желая покидать свой боевой пост, он медленно опустился на палубу. Тэрнер склонился над погибшим. На открытые глаза юноши падали первые пушистые хлопья снега. И лицо его, и глаза были по-прежнему бесстрастны, словно маска. Тэрнер поежился словно от холода и отвернулся.

Всего одна бомба попала в «Улисс». Она угодила в носовую палубу сразу перед первой башней. Не пострадал никто, но от удара и сотрясения вышла из строя гидравлика. Единственной на корабле действующей орудийной башней оказалась вторая башня.

«Сиррусу» повезло меньше. Комендоры эсминца сбили один «юнкере», огнем с транспортов был уничтожен ещё один бомбардировщик, но две бомбы поразили корабль и взорвались в кормовом кубрике. На «Сиррусе», битком набитом моряками, снятыми с погибших кораблей, народу скопилось вдвое больше обыкновенного, и поэтому этот кубрик был обычно переполнен до отказа. Но по боевой тревоге все его покинули, так что там никто не погиб. Ни один моряк не погиб и впоследствии; во время новых походов в Россию эсминец не получил ни единого повреждения.

Надежда крепла с каждой минутой. До подхода боевой эскадры оставалось меньше часа. На корабли опустилась мгла, предвестница арктического шторма. Густо валил снег, падая в темные неспокойные воды океана. Ни один самолет не смог бы теперь отыскать их в этой пронизанной свистом ветра снежной мгле. Ко всему, конвой оказался вне досягаемости береговой авиации, не считая, конечно, «кондоров». Да и подводные лодки вряд ли осмелятся высунуть свой нос в такую пургу.

– «На остров Счастья выбросит, быть может…» – негромко продекламировал Кэррингтон.

– Что? – недоуменно посмотрел на него Тэрнер. – Что вы сказали, каплей?

– Теннисон, – извиняющимся тоном произнес Кэррингтон. – Командир любил его цитировать… Возможно, и выкарабкаемся.

– Возможно, возможно, – машинально отозвался Тэрнер. – Престон!

– Есть, сэр! Вижу семафор. – Престон впился взглядом в северную часть горизонта, где на «Сиррусе» торопливо мигал сигнальный фонарь.

– Корабль, сэр! – сообщил он взволнованно. – «Сиррус» докладывает, что с норда приближается военный корабль!

– С норда? Слава Богу! Слава Богу! – оживился Тэрнер. – С норда! Должно быть, эскадра. Раньше, чем обещали… Зря я их ругал! Что-нибудь видите, каплей?

– Ничего не вижу, сэр. Снежный заряд плотен, хотя видимость вроде улучшается… Снова светограмма с «Сирруса».

– Что он пишет, Престон? – озабоченно спросил Тэрнер сигнальщика.

– «Контакт. Подводная цель. Тридцать градусов левого борта. Дистанция уменьшается».

– Подводная лодка? В такой-то темноте? – простонал Тэрнер. Изо всей силы он ударил кулаком по нактоузу и злобно выругался. – Черта с два! Лусть только попробует остановить нас! Престон, напишите «Сиррусу», пусть остается…

И на полуслове умолк, вперив изумленный взгляд в северную часть горизонта. Сквозь снег и мрак он увидел, как вдали вспыхнули и снова погасли кинжалы белого пламени. Подошел Кэррингтон, не мигая глядел, как перед форштевнем «Кейп Гаттёраса», транспорта, на котором находился коммодор конвоя, взлетели белые водяные столбы. Потом снова увидел вспышки. На этот раз они были ярче, мощнее и на долю секунды озарили бак и надстройки ведущего огонь корабля.