Крейсер его величества «Улисс»

На «купце» снова сердито замигал огонь.

– «Поперечный излом фундамента машины, – читал Престон. – Повреждение серьезное. Вынужден сбавить ход».

– Подтвердить светограмму, – сухо произнес Тэрнер. – Что это за транспорт, Престон?

– «Огайо Фрейтер», сэр.

– Тот, что напоролся на торпеду пару дней назад?

– Он самый, сэр.

– Передайте: «Следует сохранять скорость и место в ордере». – Тэрнер выбранился. – Нашли время для поломки машины… Штурман, когда рандеву с эскадрой?

– Ровно через шесть часов, сэр.

– Шесть часов… – Тэрнер сжал зубы. – Через каких-то шесть часов, возможно, рандеву и состоится, – прибавил он с горечью.

– Возможно? – переспросил Кэррингтон.

– Да, возможно, – повторил Тэрнер. – Все зависит от погоды. Командующий не станет рисковать крупными кораблями в такой близости от побережья, не имея возможности поднять в воздух авиацию прикрытия. Вот, кстати, и ответ, почему до сих пор не появился «Тирпиц». Какая-то подводная лодка радировала ему, что наши авианосцы идут на юг. Он будет ждать улучшения погоды… Что теперь пишет транспорт, Престон?

Немного помигав, сигнальный фонарь на «Огайо Фрейтере» угас.

– «Необходимо снизить скорость, – читал сигнальщик, – Имею серьезные повреждения. Сбавляю ход. Сбавляю ход».

– Он и в самом деле сбавляет ход, – невозмутимо заметил Кэррингтон. Взглянув на старшего офицера, на его сосредоточенное лицо и потемневшие глаза, капитан-лейтенант понял, что им обоим в голову пришла одна и та же мысль. – Его песенка спета, сэр. Если только…

– Что «если только»? – взорвался Тэрнер. – Если только мы не оставим ему охранение? А кого мы ему оставим, каплей? «Викинг», единственный боеспособный корабль? – Он медленно покачал головой. – Печься о благе большинства – вот в чем наша обязанность. Они это поймут. Престон, напишите: «К сожалению, не можем оставить вам эскорт. Сколько времени потребуется на ремонт?» Осветительная бомба вспыхнула прежде, чем Престон коснулся рукоятки сигнального фонаря. Она вспыхнула над самым конвоем. На какой именно высоте, определить было трудно, но где-то около двух – двух с половиной тысяч метров.

На фоне гигантской белой дуги северного сияния бомба казалась светящейся точкой. Но точка быстро приближалась, становясь все ярче: если к ней и был прикреплен парашют, то, видно, лишь для стабилизации полета.

В торопливый стук сигнального фонаря ворвался голос громкоговорителя.

– Мостик! Докладывает радиорубка. Мостик! Докладывает радиорубка. Депеша с «Сирруса». «Трое спасенных умерли. Много умирающих и тяжелораненых. Срочно необходима медицинская помощь. Повторяю: срочно».

Динамик умолк, и в эту минуту «Огайо» замигал в ответ на светограмму флагмана.

– Пошлите за лейтенантом Николлсом, – распорядился Тэрнер. – Пусть тотчас же поднимется на мостик.

Кэррингтон посмотрел на темные грозные валы, увенчанные молочно-белой пеной, на полубак крейсера, то и дело тяжело ударявшийся о стену воды.

– Хотите рискнуть, сэр?

– Я должен это сделать. Вы бы поступили так же, каплей… Престон, что пишет «Огайо»?

– «Вас понял. Нам некогда возиться с британскими кораблями. Перенесем на другой раз. Au revoir!»[13].

– «В другой раз. Au revoir!» – негромко повторил Тэрнер. – Врет и не смеется. Черт меня побери! – вырвалось у него. – Если кто-нибудь посмеет сказать, что у янки кишка тонка, я ему в кровь разобью его подлую физиономию. Престон, напишите: «Au revoir! Желаю удачи». Каплей, я чувствую себя убийцей.

Он потер ладонью лоб, кивнул в сторону рубки, где лежал на кушетке Вэллери.

– Из месяца в месяц ему приходилось принимать такие решения. Неудивительно, что…

Но тут послышался скрип открываемой дверцы, и он замолчал.

– А, это вы, Николлс? Вам предстоит работа, мой мальчик. Хватит вам, лекарям, целый день слоняться без дела. – Он поднял руку. – Ну полно, полно, – усмехнулся он. – Я все знаю… Как дела на хирургическом фронте? – Тон его голоса стал серьезным.

– Мы сделали все, что в наших силах, сэр. Правда, делать нам оставалось немного, – проговорил спокойно Николлс. Лицо его осунулось, на нем появились складки, старившие юношу. – Но у нас очень туго с медикаментами. Бинтов почти не осталось. А анестезирующих средств и вовсе нет, если не считать неприкосновенного запаса. Однако начальник медслужбы не хочет к нему притрагиваться.

– Понятно, – пробормотал Тэрнер. – Как вы себя чувствуете, дружок?

– Отвратительно.

– Это видно по вам, – честно признался Тэрнер. – Николлс… Мне страшно жаль, мой мальчик… Но я хочу, чтобы вы отправились на «Сиррус».

– Есть, сэр. – В голосе юноши не было удивления: он давно догадался, зачем вызывает его старший офицер. – Прикажете отбыть сейчас?

Тэрнер молча кивнул. В свете опускающейся «люстры» четко вырисовывалось его худощавое, волевое лицо. «Такие лица не забываются», – подумал Николлс.

– Что с собою брать, сэр?

– Свои принадлежности. И только. Не в купейном же вагоне поедете, дружок!

– Так можно захватить с собой фотокамеру и пленку?