Кредо содержанки

Антон сгреб все, не прощаясь, повернулся и пошел прочь. Когда Рина вышла на больничное крыльцо, желтый с красными полосами реанимобиль уже выезжал за ворота. Антон сел в серебристый джип, захлопнул дверь и плавно тронулся вслед за «скорой помощью». А она так и осталась стоять на крыльце, ошарашенная его презрением и тем, что он даже не подумал, как она будет добираться до Москвы.

Очень хотелось разреветься, но, оглянувшись, Рина увидела в окошечке рядом с дверью расплющенное лицо: тетка, та самая, противная, жадно наблюдала за ней. Не дождешься, зло подумала молодая женщина. Поежившись, вскинула на плечо сумку. На часах полшестого утра. Уже рассвело, и сумрачный свет непогожего дня обнажил ту неприглядность обстановки, которую милостиво скрывала ночь. Во дворе было грязно и неприбранно: вдоль бетонного забора – кое-где выщербленного, с торчащими кусками арматуры – чахлыми кустиками росли лопухи и еще какие-то сорняки. Кое-где из них выглядывали ржавые железки и автомобильные шины. Подле угла дома притулился переполненный мусорный контейнер.

За спиной хлопнула дверь, и Рина увидела доктора. Он набросил пиджак, такой же помятый и немодный, как брюки, и, закуривая на ходу, торопливым шагом спускался с крыльца.

– Скажите, где здесь электричка останавливается? Мне нужно в Москву! – спросила Рина.

– Туда идите. – Он махнул рукой. – Прямо все, а потом, как деревня кончится, направо.

Черт, сколько же идти? Мелькнула было мысль вернуться в лесничество, там осталась часть вещей, но потом она решила, что это еще труднее, чем попасть в Москву. До столицы наверняка что-нибудь да ездит – либо электричка, либо автобус. Жаль, что она без машины, но на внедорожнике Ивана Александровича передвигаться по сельской местности куда сподручнее, а потому ее дамская машинка осталась в Москве. Не оставалось ничего иного, как идти искать станцию, и она двинулась вперед, ежась от утренней сырости и вздрагивая от собачьего лая.

Рина шла по пустой улице и думала: а еще говорят, что деревенские рано встают. Почти шесть, и ни души кругом. Она оглянулась и поняла, что была не права. Следом за ней молча следовало три собаки самого устрашающего вида: здоровые мохнатые дворовые псы. Сердце от страха сжалось, и Рина отчаянно пожелала, чтобы хоть кто-то появился бы на дороге. Она шла не оглядываясь, но знала, что собаки двигаются следом. Доказательством того был остервенелый лай, с каким бросались на заборы сторожевые псы. Женщина шла мимо домов, и почти в каждом дворе была собака, чаще всего беспородная, но крупная и злая. Сторож заливался лаем, как только она приближалась, но, когда Рина уже проходила к другому дому, лай лишь усиливался, потому что теперь в поле зрения сторожевого пса попадала та стая, что молча двигалась за Риной. Эти даже не лаяли, полностью игнорируя оскорбления сторожевых собак, и это еще больше пугало женщину. Пока она шла вдоль домов, все время думала: «В крайнем случае постучу в калитку… или на забор залезу». А потом деревня кончилась. Дорога шла прямо и ветвилась направо, меж каких-то пыльно-чахлых кустов. Там, если верить доктору, и находится вожделенная станция. Но, оглянувшись, Рина насчитала уже четырех собак. В душе крепло нехорошее подозрение, что, как только она выйдет из деревни и кусты скроют ее от человеческих глаз, собаки набросятся на нее. Она попятилась к калитке последнего дома. Там тоже заливался лаем барбос, но он хоть был на привязи. Рине показалось, что она топчется на этом пятачке целую вечность. Больше всего ее поражало то, что в окнах дома не мелькнуло ничье лицо и никто не вышел на крыльцо узнать, что ж там собака так разрывается. В это время послышался шум мотора и, подскакивая на ухабах, на улице показалась пыльная «газель». Рина дождалась, пока машина почти поравнялась с ней, и бегом бросилась вперед, крича:

– Подождите, пожалуйста!

Ей показалось, что водитель не собирался останавливаться, но она вцепилась в дверцу и чуть ли не волочилась по дороге. Он притормозил, опустил стекло и рявкнул:

– Сдурела?

– Прошу вас, довезите меня до станции!

– Я прямо еду.

– Пожалуйста! Здесь собаки… я боюсь, что они бросятся на меня. Ведь станция недалеко! Я заплачу, сколько вы скажете!

– Собак, значит, боишься, – насмешливо протянул водила.

Рина, все еще тяжело дыша, смотрела на него и думала, не сглупила ли она, часом. Мужик был самого разбойного вида: небритый, в замызганной бейсболке, и рожа такая подозрительная. Порядком опухшая, кстати. Она уже задалась вопросом, кого надо бояться больше – его или собак, – но тут водила сказал, оскалив в усмешке неровные желтоватые зубы:

– Пятьсот.

– Пятьсот? – Она сделала вид, что колеблется. Честно говоря, Рина заплатила бы и больше, но решила не показывать, как не важны для нее такие деньги. – Сколько ж тут до станции?

Водила положил руку на переключатель скоростей, и она взвизгнула:

– Хорошо! Я заплачу!