Кредо содержанки

– Думаешь, на сеновал?

– Да хоть бы и на сеновал, – фыркнула Рина. – Я бы сейчас не отказалась куда-нибудь лечь, даже на стожок. По крайней мере, отдохнет немножко.

На этом разговоры кончились, потому что их уже тянули в круг для очередного танца, и негоже было ударить в грязь лицом, и Кира с Риной отплясывали не хуже местных баварцев.

По российским меркам разошлись рано – в десять вечера. А потом Рина проснулась и, сонно хлопая глазами, села на постели. Спала она под самой настоящей периной и теперь была вся мокрая. Кира, которую уложили в этой же комнате на надувной матрас, стояла у окна.

– Ты чего?

– Обалдеть, они все пошли на работу.

Рина вылезла из кровати и тоже выглянула на улицу. Негромко урча моторами, разъезжались машины гостей, которые оставались ночевать. А хозяева уже сновали в коровнике, и бидоны с молоком грузились на машины, и кто-то кормил птицу, и удалялся в сторону поля трактор.

– Погода так себе, – поежилась Рина.

– Погода еще неизвестно какая будет. Просто сейчас пять утра.

– Да ты что? Кошмар какой…

– Вот он, здоровый сельский труд, – пробормотала Кира, решительно натягивая спортивный костюм.

– Ты куда? – испуганно спросила Рина.

– Да уж не коров доить! Даже если бы хотела – не умею. Пойду побегаю. Все равно не засну больше.

Рина, пожав плечами, забралась обратно в кровать и с чистой совестью доспала до половины девятого.

Потом они с подружками поехали по магазинам, а через два дня улетели в Москву, распрощавшись с Машкой, которая собиралась через неделю в свадебное путешествие в Италию, а потому маминому отъезду была только рада.

Теперь Рина жила одна, скучая без Машки, но та была так очевидно счастлива со своим Гельмутом, что Рина не позволяла себе показывать дочери, до чего ей порой бывает одиноко. Впрочем, одиночество быстро приобрело оттенок свободы, Рина привыкла к этому и ценила свой тихий и уютный дом, где все было для нее и так, как хотелось ей.

В этот вечер в популярном московском ресторане все столики оказались заняты. Но на улице шел дождь, и тащиться куда-то еще не хотелось, а потому друзья, выбравшие этот вечер для застольного общения, присели на диванчик ожидания и не спеша разглядывали публику, ожидая, пока освободится столик.

Один из мужчин – Николай Станиславович – был постарше и вращался в мире искусств. Он писал талантливые стихи и рассказы, читал лекции, и ведущие журналы и телеканалы щедро платили ему за амплуа литературного и кинокритика. Тот, что моложе, – Вадим – был хорош собой, как породистый скакун: то есть имел в активе несколько поколений предков, среди которых были и военные, и дипломаты, и художники, а также прекрасное образование. Но суть его натуры составляли лень и полное нежелание брать на себя какую-либо ответственность. А потому он писал картины, которые ему самому не нравились, и делал вид, что руководит папиным бизнесом.

– Ну и на кого ты положил глаз? – спросил старший.

– Ну, вон та светленькая… такая милая блондинка, стройненькая.

– Позволь тебе сказать как младшему товарищу, друг мой, – ты дурак.

– М-да? Почему это?

– Я знаю эту девушку – она жуткая ханжа. Тебе надо что? Умных разговоров и песни соловья? Тогда – пожалуйста! Тося – именно то, что нужно.

– Но ведь она за тобой хвостом таскается.

– И скажу тебе по секрету – это меня не радует. Я стал стар, и ко мне липнут мелкие старлетки и неуравновешенные девицы, которым нужен не столько мужчина, сколько гуру и отец, который будет хвалить, наказывать, сопли вытирать. А сексом они удовлетворятся любым. Или вообще обойдутся без него, сублимируют во что-нибудь.

– У меня так разовьется комплекс неполноценности. Как же определить, что собой представляет женщина? Все равно, сначала нужно знакомиться, общаться, и только потом станет ясно, на что я готов и на что она.

– Если ты не знаешь, чего хочешь, – тогда да.

– А если знаю? Вот сегодня я хочу трахнуться так, чтобы в ушах звенело. И как я определю, кто из присутствующих дам-с на такое способен и готов?

– Со стопроцентной уверенностью – никак. Но прикинуть можно. Нужно научиться наблюдать, и их жесты и манеры расскажут тебе многое. Вот смотри. Та же Тося. Ты видишь, как она сидит? Ножки вместе, локти на стол – ни-ни, она все время помнит, что говорила по этому поводу мама. Дальше можно не ходить – это провальный вариант.

– А вон та, в лиловом платье? На шпильках?