Кража

Я столько раз пересказывал эту историю и привык уже к выражениям на лицах моих слушателей – по всей видимости, что-то очень существенное я упускаю. По всей вероятности, это «что-то» – мой собственный характер, некий изъян, передавшийся моей жалкой плоти вместе с подлой спермой Черного Черепа. Никому невозможно объяснить, заставить почувствовать,почему это признание так подействовало на меня, почему я впился в скользкий расслабленный рот в пляшущем свете провинциального барбекю поблизости от железнодорожной станции Синдзюку.

Она – преступница!

Ужас-то какой! Еб вашу мать!

Да, она продала фальшивую или, во всяком случае, сомнительную картину. Да, она сочинила ей предысторию и подделала каталог. И хуже того, но пусть уж главные действующие лица меня, блядь, извинят, богатые коллекционеры способны сами о себе позаботиться. Когда я впал в отчаяние, они по дешевке отняли мои работы, а потом продавали их за кругленькую сумму. К черту их всех. В задницу им ерш! Марлена Лейбовиц сфабриковала каталог и название картины тоже, в чем вы скоро убедитесь. Она превратила грошовый холст-сироту в картину, за которую всякий готов выложить миллион баксов. Она – эксперт и делает свою работу: утверждает подлинность.

– В Токио хоть действительно проходила выставка кубистов в 1913 году?

– Конечно. Бог в деталях.

– У тебя есть газетные вырезки? Лейбовиц упоминается?

Она уткнулась носом мне в шею.

– «Джапэн Таймс» – и «Асахи Симбун» тоже.

На всем протяжении этого диалога мы оба непрерывно улыбались, просто не могли остановиться.

– Разумеется, эта конкретная картина Маури и близко не бывала на выставке?

– Ты на меня сердишься.

– Современных репродукций нет, верно? И, конечно же, размеры картины в газетах не указаны.

– Ты сердишься на меня?

– Скверная девчонка, – сказал я.

Но в мире искусства действуют люди намного хуже, крокодилы и грабители в полосатых костюмах, люди без вкуса, паразиты, учитывающие все, что угодно, кроме самой картины. Да, каталог Марлены – фальшивка, но предмет искусства – не каталог. Чтобы судить о работе, нет надобности читать богомерзкий каталог. Смотрина нее так, словно под угрозой смерти.

– Так ты не сердишься?

– Вовсе нет.

– Поедем вместе в Нью-Йорк, Мясник, очень тебя прошу!

– Когда-нибудь – непременно.

Мы пили. Вокруг было шумно. Я не сразу понял, что речь идет не о когда-нибудь. И опять она удивилась, как это я не понимаю того, что, вроде бы, ясно сказано. Разве я не слышал? Маури просил ее продать Лейбовица. Она предложила ему отправить картину в Нью-Йорк. Надо ехать.

– Ты же слышал, милый!

– Может быть, – протянул я, но для меня все было непросто. Хью, вечно Хью. Я вроде бы говорил, что позабыл о нем в Токио, но кто поверит в такую чушь? Мой брат-сирота, мой подопечный, единоутробный мой. Те же мускулистые покатые плечи, нижняя губа, волосатая спина, мужицкие икры. Он снился мне, виделся в оттисках Хокусая, коляска в Асакуса.

– Он в надежных руках.

– Может быть.

– Джексон его друг.

– Может быть. – Но дело не только в Хью – в Марлене. Каким образом картина попала в Токио? Подложный каталог утверждал, что она там находится с 1913 года.

– Расскажи мне, – сказал я, пряча обе ее ладони в одну мою. – Это – картина Дози?

– Ты поедешь со мной в Нью-Йорк, если я скажу всю правду?

Я любил ее. Что я мог ей ответить?

– Поедешь, что бы я ни сказала? – Роскошная розовая улыбка, словами не описать, ее вернее было бы изъяснить красками, размазать большим пальцем, быстрым тычком кисти.

– Что бы ни, – повторил я.

Глубокие, яркие глаза, пляшут отраженные в них искры.

– Каких размеров картина Дози?

– Эта поменьше.

Она пожала плечами:

– Так я ее ужала?

– Это не может быть картина Дози, – решил я.

– Едем вместе, Мясник, ну, пожалуйста! Всего несколько дней. Остановимся в «Плазе». С Хью все будет в порядке.

В Лейбовице выпускница школы Милтона Гессе разбиралась великолепно, просто немыслимо. Но что касается Хью, тут у нее никакого опыта не было. Но у меня подобного оправдания нет.

35

В царствование Роналда Рейгана [71]в три часа сентябрьского дня мы прибыли в сердце империи. Первая минута прошла более-менее о'кей, но у стойки лимузинов все рассыпалось. Высокая негритянка в очках со стразами, с тонким саркастическим ртом, забраковала австралийскую банковскую карточку Марлены.

– Попробуем другой сорт, – предложила она.

После восемнадцатичасового перелета волосы Марлены превратились в сноп побитой градом пшеницы.

– Любую карточку, мисс.

– У меня только эта.

Диспетчерша смерила мою поникшую в пути красотку долгим взглядом с головы до ног.

– У-гу, – пробормотала она и выждала еще миг, прежде чем протянуть требовательную ладонь ко мне.

– У меня вовсе нет карточек.

– У вас нет карточек, – улыбнулась она. – У вас неткарточек.

Не объяснять же условия моего развода.

– У вас обоих нет кредитных карточек? – И, покачав головой, она обратилась к мужчине, стоявшему за нами. – Следующий, – пригласила она.