Крауч-Энд (сборник)

А потом кусты зашелестели и зашевелились. Дорис застыла, не в силах оторвать взгляд от этой дрожащей зеленой стены. Ее как будто парализовало. Она бы, наверное, так и стояла (сказала она Веттеру и Фарнхэму), если бы Лонни не схватил ее за руку и не заорал на нее… да, Лонни, который в жизни ни на кого не повысил голос, даже на детей, вдруг заорал… она бы стояла там до сих пор. Или…

Но они побежали.

Фарнхэм спросил куда. Но она не знала. Лонни был вообще никакой, его буквально корежило от отвращения и трясло от страха. Похоже, он был в истерике — вот это она еще понимала, но больше не соображала вообще ничего. Он железной хваткой вцепился в ее запястье и тащил за собой. Они бежали не разбирая дороги — прочь от мрачного дома за зеленой изгородью и от дымящейся дыры на лужайке. Вот это она понимала, а все остальное было лишь вереницей смутных разрозненных впечатлений.

Поначалу бежать было трудно, но потом стало легче, потому что дорога пошла под гору. Они свернули за угол, потом еще раз свернули. Тусклые серые дома с высокими каменными крылечками и закрытыми зелеными ставнями, казалось, смотрят на них слепыми глазами окон. Дорис запомнила, что в какой-то момент Лонни снял на ходу пиджак, весь заляпанный черной слизью, и швырнул его на тротуар. Наконец они выбрались на достаточно широкую улицу.

— Стой, — выдохнула она. — Я больше не могу.

Свободную руку она прижимала к боку, в который как будто вонзили добела раскаленный прут.

Лонни остановился. Они выбрались из квартала частных домов и стояли теперь на углу Крауч-лейн и Норрис-роуд. На той стороне Норрис-роуд был указатель. Одна миля до Бойни-Товен.

Не хватало им только бойни.

Может быть, Бойня-Таун? — уточнил Веттер.

Нет, сказала Дорис Фриман. Именно Товен.

Реймонд затушил в пепельнице сигарету, выпрошенную у Фарнхэма.

— Все, я убегаю, — объявил он, а потом повнимательнее присмотрелся к Фарнхэму. — Моей куколке надо себя беречь, хорошо кушать и больше спать. У нее под глазами большие черные круги. А шерсть на ладонях еще не растет, мой котик? — Он громко заржал.

— Знаешь такую улицу, Крауч-лейн? — спросил Фарнхэм.

— Ты имеешь в виду, Крауч-Энд-роуд.

— Нет. Я имею в виду Крауч-лейн.

— Впервые слышу.

— А Норрис-роуд?

— Есть такая. Пересекается с Хай-стрит в Бейсингстрок…

— Нет. Здесь, у нас.

— Здесь у нас такой нет, мой птенчик.

Фарнхэм и сам не знал, почему он упорствовал, ведь эта полоумная американка несла явный бред.

— А Бойня-Товен?

— Товен, ты сказал? Не Таун?

— Ага, Товен.

— Не знаю такого. Но если бы знал, обходил бы за пять кварталов.

— Почему?

— Потому что «бойня» это само по себе неприятно, а «товен» на языке древних друидов означает место ритуального жертвоприношения… они, кстати, людей приносили в жертвы. Вырезали им печень и легкие. Вот такие дела. — Реймонд застегнул штормовку и вышел в ночь.

Фарнхэм проводил его пасмурным взглядом. Ему было не по себе. Он все это выдумал, решил Фарнхэм. Что такой тупой пень, как Сид Реймонд, может знать о друидах?! Все его познания уместятся на кончике иглы, и там еще будет достаточно места для «Отче наш».

Все правильно. Но даже если Реймонд и вправду знает про друидов, это ничего не меняет. Та женщина была…

— Они тут все с ума посходили, — сказал Лонни и рассмеялся нервным дрожащим смехом.

Чуть раньше, пока они еще бежали по улицам, Дорис взглянула на часы и увидела, что было уже почти восемь. Свет опять изменился. Из яркого оранжевого сияния он превратился во мглистое, как будто сгущенное алое свечение, которое отражалось зловещими отблесками от оконных стекол и окрасило фасад церкви на той стороне Норрис-роуд в цвет запекшейся крови. Солнце было как сплющенный шар у самого края горизонта.

— Что там случилось, Лонни? — спросила Дорис. — Что это было?

— И пиджак потерял. Все одно к одному.

— Ты его не потерял. Ты его сам снял и выбросил. Он был весь в…

— Не говори ерунды! — рявкнул он. Но в его глазах не было злобы или раздражения. Только блуждающий ошарашенный взгляд — растерянный и мягкий. — Я его потерял.

— Лонни, что там было, на той лужайке?

— Ничего. Давай не будем об этом. Где мы, вообще?

— Лонни…

— Я ничего не помню, — сказал он уже мягче. — Все как будто в тумане. Мы шли по улице… услышали какой-то звук… а потом мы побежали. Вот и все, что я помню. — Он помолчал и добавил по-детски жалобным голосом, от которого Дорис пробрал озноб: — Зачем бы мне было его выбрасывать, мой пиджак? Он мне нравился. Он подходил к брюкам. — Он запрокинул голову и громко расхохотался совершенно безумным смехом. Дорис опять стало страшно. Потому что она поняла: что бы Лонни там ни увидел, за изгородью, это было настолько ужасно, что он малость съехал с катушек. Она бы, наверное, тоже слегка повернулась… если бы она это видела. Но это уже не имело значения. Сейчас им надо выбираться отсюда. Возвращаться в отель, к детям.

— Давай поймаем такси. Я хочу домой.