— Это мир, в котором я больше не буду стареть. Мир, где время остановилось за полтора года до Второй мировой, где газеты всегда стоят три цента, где я могу есть бифштексы и яйца, не заботясь об уровне холестерина в крови.
— Ни хрена не понимаю. О чем ты?
— Вот именно! Не понимаешь! — Он резко подался вперед. — В этом мире я, наконец, стану тем, кем всегда мечтал стать. Частным сыщиком. Буду гонять по ночному городу в быстрых спортивных автомобилях, отстреливаться от негодяев — зная, что я обязательно в них попаду, а они в меня нет, — и просыпаться наутро в постели с шикарной девицей под веселое пение птиц. И чтобы солнце светило в окно. Это чудесное калифорнийское солнце.
— У меня в спальне окна выходят на запад, — мрачно заметил я.
— Уже нет, — спокойно ответил он, и я почувствовал, как мои руки на подлокотниках кресла бессильно сжались в кулаки. — Ты понимаешь, как это прекрасно? Как
Он посмотрел мне в глаза, и я понял, что у меня нет надежды спастись. Никакой надежды.
— В этом мире любимые сыновья не умирают от СПИДа, а любимые жены не кончают с собой, проглотив три упаковки снотворного. И потом, ты здесь чужой. И
— Но сначала ты, может быть, мне расскажешь, как ты сюда попал? Мне действительно интересно.
— Это было несложно. Я разрушил твой мир по частям — начиная с Деммиков, которые, кстати, были всего лишь паршивым подобием Ника и Норы Чарльз, — и перестроил по собственной схеме. Сперва я убрал всех дорогих для тебя второстепенных персонажей, а сейчас изымаю детали твоего привычного окружения. Иными словами, выбиваю почву у тебя из-под ног, распускаю твой мир по ниточкам. Не скажу, что я этим горжусь. Тут гордиться особенно нечем. Но я горжусь, что мне хватает на это силы воли.
— А что случилось с тобой в твоем мире? — Я побуждал его продолжать разговор, но скорее, по привычке, как старая кобыла находит дорогу в стойло.
Он пожал плечами.
— Может быть, там я умер. А может, еще живу, но сижу где-нибудь в психбольнице в глубоком ступоре. Но это уже не имеет значения. Я осознаю себя
— А я? Что будет со мной?
— Клайд, меня это тоже не интересует…
Он снова склонился над своей машинкой.
— Не надо! — воскликнул я.
Он поднял глаза.
— Я… — У меня дрожал голос. И как я ни старалася, унять дрожь я не мог. — Мистер, я боюсь. Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я знаю, что там снаружи — уже не мой мир… и здесь внутри тоже… но это единственный мир, который я знаю. Оставьте мне то, что есть. Хотя бы такую малость. Пожалуйста.
— Поздно, Клайд. — И опять в его голосе прозвучало это безжалостное сожаление. — Закрой глаза. Я постараюсь все сделать быстро.
Я попытался наброситься на него — рванулся изо всех сил. Но не смог даже пошевелиться. Оставалось только закрыть глаза и приготовиться к самому худшему. Но мне уже было незачем их закрывать. Свет внезапно померк, в офисе стало темно, как в закрытом угольном ящике в безлунную ночь.
Я почти ничего не видел, но почувствовал, как он потянулся ко мне через стол. Я попытался отпрянуть, но обнаружил, что даже на это уже не способен. Когда что-то шуршащее и сухое коснулось моей руки, и я завопил благим матом.
— Спокойно, Клайд. — Его голос из тьмы. Он раздавался не только спереди, но вообще отовсюду.
— Чек?
— Да. На пять тысяч долларов. Ты продал мне свое дело. Маляры отскребут твое имя с двери и уже сегодня напишут мое, — произнес он мечтательно. — Сэмюэл Д. Лэндри. Частный детектив. Неплохо звучит, как считаешь?
Я хотел умолять его, но не мог. Даже голос меня не слушался.
— Приготовься, Клайд, — сказал он. — Я точно не знаю, что с тобой произойдет, но сейчас все начнется. Я думаю, больно тебе не будет.
Во тьме послышалось слабое гудение. Я почувствовал, что стул подо мной тает, и я падаю вниз. Голос Лэндри падал вместе со мной, выговаривая слова в такт стуку клавиш его странной машинки из будущего, надиктовывая две последние фразы романа «Последнее дело Амни».
— «Я уехал из города навсегда. Куда я теперь напрявляюсь… ну, это уже мое дело, верно?»
Подо мной разлился яркий зеленый свет. Я падал прямо в него. Скоро я в нем растворюсь и не почувствую ничего, кроме облегчения.