Красота спасет мымр

Некоторое время Степа и Дон, передавая друг другу наушники, наслаждались потусторонним концертом в собственной трансляции. Техника работала исправно, воображаемые привидения добросовестно завывали, вздыхали, стучали, бренчали и топали, и организаторы радиопостановки с замиранием сердца ждали, что к стенаниям нежити вот-вот присоединит свой дрожащий голос испуганная хозяйка квартиры. Однако время шло, пьеса пошла по второму кругу, и Дональду стало казаться, что подуставшие призраки начинают хрипеть. На самом деле этот эффект создавали эфирные помехи, но Дон всерьез забеспокоился:

– Глухая она, что ли?

Одновременно с этим вопросом он прибавил звук. Беспокойная нечисть обрела второе дыхание и завыла громче – точь-в-точь хищная стая гоночных мотоциклов, несущихся по скоростному треку с ревом двигателей и визгом тормозов.

– Ну?! – Степа окаменел от внимательности.

Привидения с моторчиками пошли на третий круг.

– Она спит, как пожарник! – выждав полминуты, сказал раздосадованный Дональд.

– Может, не спит вовсе? Может, она уже померла с перепугу? – напрягся Степа. – С первого же замогильного вопля коньки отбросила, даже пикнуть не успела?

Дональд не ответил. Он уже бежал в прихожую, к телефону, задумав разбудить спящую хозяйку квартиры звонком. К сожалению, ничего не вышло: домашний телефон Елены Ивановны отзывался гудками, а мобильник после долгой паузы откликнулся приятным девичьим голосом, сообщившим, что аппарат абонента выключен.

– Точно, спит! Вырубила телефоны и дрыхнет, зараза, как сурок! – разгневался Дон.

– Дры-ыхнет? – возмущенно повторил Степа, стремительно свирепея при мысли о том, сколько его кровных денег было вбухано в радиопостановку. – Щас я ее подниму!

– Ты куда? – крикнул вслед убегающему приятелю Дональд.

– Туда!

И Степа понесся по коридору, на бегу приговаривая:

– Не встает? Ладно! Щас встанет!

– Импотент! – выглянув из кухни, злорадно прошептала баба Катя. И тут же испуганно отпрянула, потому что Степа круто развернулся и в два прыжка подскочил к бабуле.

Старушка успела укорить себя за несдержанность языка, но Степка, как оказалось, обидного словечка вовсе не услышал. Его привлекла бабкина щетка на длинной ручке.

– Баба Катя, дайте палку, – скороговоркой попросил Степа. – Я попользуюсь и сразу верну!

Не дожидаясь ответа, Степа вырвал щетку из слабых рук старушки, гигантскими шагами умчался в прихожую и выскочил из квартиры, оставив бабу Катю увлеченно гадать – каким таким гнусным образом использует этот извращенец ее палку?

Засыпала я под набирающий силу дождик, и дробный перестук капель навеял мне странный сон. Привиделось мне, будто из поднебесья на мой подоконник сыплются маленькие куколки: деревянные, пластмассовые, целлулоидные. Мягкие зверюшки безвольно валились на дорожку, резиновые пупсы упруго подскакивали и рушились в кусты. Дождь с градом игрушек крепчал, пупсы увеличивались в размерах, и вот уже сверху полетели гигантские куклы. Эти были на парашютах – кроме надувных женщин, удивительно похожих на Джульетту Незабудкину. Куклы валились с визгом, писком и топотом. Потом послышался нарастающий вой, и на землю упала рослая фигура, опознать которую я не успела. При падении игрушка расплющилась в плоский блинчик затейливого силуэта со множеством отростков, но почти сразу же отклеилась от земли и замолотила в мое окно руками, похожими на полоски фанеры. Стук дерева о стекло заставил меня проснуться.

Открыв глаза, я рывком села на диване и посмотрела в незашторенное окно. В мутном свете далекого фонаря чернели мокрые кусты, а по стеклу действительно елозила какая-то палка! Спросонья я вообразила, что ко мне в дом рвется десантировавшийся Буратино, и, взлетев на подоконник, я злобно гаркнула в открытую форточку:

– А ну, убирайся отсюда, бревно недобитое!

Грузный удаляющийся топот заставил меня опасливо задуматься о размерах этого деревянного человечка. Судя по ощутимой тяжести шагов, данное конкретное детище Папы Карло было вырезано из массива дуба в полный баскетбольный рост!

Обратив марионетку-переростка в бегство, я для успокоения нервов глубоко подышала свежим ночным воздухом из форточки и, почувствовав, что моим босым ногам стало зябко на голом подоконнике, слезла обратно на диван. Потом протянула руку и включила лампу.

Рука заметно дрожала, потому что ничем не спровоцированное ночное нападение шизоидного Пиноккио меня здорово напугало. Сердце в груди колотилось, как погремушка в руках веселого младенца, кровь шумела в ушах, и я не сразу услышала странные звуки, доносящиеся из гостиной. А когда услышала, быстро погасила свет и замерла, как идол с острова Пасхи – каменный истукан с вытянувшейся физиономией и длинными, как у таксы, ушами. Обычно мои слуховые органы имеют гораздо более компактный размер, но сейчас они сами собой увеличились. И если бы какая-нибудь любопытная Красная Шапочка попыталась прояснить природу этого явления традиционным вопросом: «А почему у тебя такие большие уши?», я ответила бы ей хриплым испуганным голосом: «Чтобы лучше слышать, деточка!»

И ведь было что послушать!