Красный Жук

– А как же партия?

– Партия-то? Ты с вопросом, который не можешь сам решить, к кому обратишься?

– К тебе, Командир.

– Правильно. А я к кому?

– Ну, если следовать твоей логике… Это, выходит, к самому Жукову?

– Верно. А Георгий Константинович, как начальник Генерального штаба, может обратиться к наркому Тимошенко. Может обратиться к Борису Михайловичу Шапошникову как другу и учителю. Может обратиться к членам ЦК. Но в итоге все они обратятся к кому?

– К товарищу Сталину.

– Вот. А ему с кем посоветоваться? На кого принятие решения переложить? Если только на господа бога.

– Ну а ЦК?

– Часто ты говоришь «товарищ Калинин» или «товарищ Молотов»? То-то и оно. Конечно, товарищ Сталин с ними советуется. Но окончательное решение всё равно за ним. И через сто лет никто не будет говорить: вот при ЦК такого-то состава так-то и так было, скажут, например: «При товарище Сталине Западная Украина и Западная Белоруссия в состав СССР вернулись».

Ну, а враги, конечно, небылиц насочиняют. Скажут, например, что товарищ Сталин лично всех гениальных маршалов во главе с Тухачевским расстрелял, а остальных командиров безвинно репрессировал. А товарищ Берия питается младенцами и голод на Украине устроил.

– Так товарищ Берия в то время вроде бы на Кавказе с басмачами боролся? – еле сдерживая смех, уточнил Андрей.

– Ты думаешь, там кому-то правда будет нужна? Или сейчас нужна? «Историю пишут победители». Не помню, кто сказал, но это именно так.

– То есть ты не шутишь, Командир?

– Если Советский Союз проиграет, то и товарища Сталина, и нас с тобой, и саму идею коммунизма так оболгут, что тебе и в страшном сне не приснится.

Так вот, Андрей, возвращаясь к ответственности. Не может мне товарищ Сталин поверить. Не имеет права. Этот год очень важен для реформы нашей армии. Крайне важен. Я тебе уже приводил аргументы против нападения Германии, а на другой чаше весов просто слова какого-то майора. А вдруг я ошибаюсь, и мобилизация спровоцирует Германию? Да ещё Англия пойдёт на сепаратный мир с немцами и тоже на нас навалится. Понимаешь, какие ставки?

Может быть, на самом деле лучше перетерпеть первый удар, чем стать агрессором в глазах мирового сообщества? Вон Гитлера в тридцать восьмом на обложку журнала «Тайм» американцы как человека года поместили, а нас за Финляндию из Лиги Наций сразу турнули.

– Да уж, дела. И что, товарищ Сталин ничего сделать не может?

– Почему ничего. Ты, Андрюха, вокруг оглянись. Разве это ничего? Готовимся мы, и весь Союз готовится. Знаешь, обычно к товарищу Сталину ходят свою ответственность на него переложить. Пришёл, допустим, к нему командующий автобронетанковых войск посоветоваться: так, мол, и так, формировать нам танковые бригады лёгкими танками или на средние переходить? И что бы ему ни ответили – всё, с него взятки гладки: как партия сказала, так он и сделал. Понимаешь?

– А чё ж тут не понять? Я про Задиру доложил, а решение уже тебе принимать.

– Верно. А тут приходит молодой командир, чуть ли не вчера училище закончил, и говорит: «Делать нужно вот это и вот это, ответственность беру на себя». А я тебе скажу: ой не просто в Кремле своё мнение отстаивать. Я когда с Лаврентий Палычем говорил, то он для меня был просто большой начальник, а вот зайдя к Сталину, я просто физически почувствовал, как на плечи и голову давит. Каждое слово, сказанное в этом кабинете, – это судьбы тысяч людей. Понимаешь? Тут уже товарищ Сталин не личность, а как бы функция – персонифицированная ответственность за весь Союз. Хотя словами не расскажешь, это надо пережить.

– Ну, Командир, может ты и молод, зато повоевал поболее многих, и Звезду тебе не за красивые глаза дали. А скажи, какой он, Сталин, как человек?

– Да знаешь, я и не запомнил, доброжелательный вроде.

– Ну ты, Командир, даёшь. Был у самого товарища Сталина и ничего не запомнил.

– Почему, кое-что запомнил. Знаешь, какое он мне напутствие дал, когда направил инспектором в наркомат вооружения? «Будете, товарищ капитан, шилом для нашей бюрократии. А то некоторые ответственные товарищи как засели в кабинетах с мягкими креслами, так о своём геморрое думают больше, чем о деле». Так что, Андрюха, перед тобой боевое шило партии.

– Тебе смешно, Командир, а меня жуть берёт: как договорятся немцы с англичанами…

– Не боись, капитан, у товарища Сталина в трубке ума больше, чем во всей британской Палате общин вместе с хитрованом ихним, Черчиллем, который недогерцог Мальборо. Да и товарищ Молотов не лыком шит. Не сомневайся, утрём нос капиталистам.

– Да я и не сомневаюсь. Но своим теперь спуску не дам.

– Правильно. Ладно, давай на сегодня закруглимся, темно вон уже за окном.

– Хорошо, а то голова уже пухнет, столько ты на меня вывалил. По уму мне бы денька два обдумать всё хорошенько. Вот, например, почему ты Черчилля недогерцогом называешь?

– Это просто, он сын третьего сына седьмого герцога Мальборо, так что титул ему не светит. А кстати, Андрей, чуть не забыл, комиссара себе не ищи.

– Почему?

– Нашли его нам уже.

– Кто?

– Лев Захарович Мехлис!