Сейчас Алексей медленно покрывался холодным потом, накручивая себя. Кто эти люди и почему они приехали? Почему сразу потребовали дело, которое он вёл? И, главное, что они там нашли? Ясно же, не из-за Некрасовой, кому сдалась какая-то повариха. Сейчас, если уж называть вещи своим и именами, антисоветские высказывания Петра заиграли в совсем другом свете. Где, кому и что именно он успел сболтнуть? С какими людьми общался...
"Ах ты паскуда! Юхо!" – Сокур не смог сдержаться, вспомнив улыбчивого приятного финна, с которым за каким-то хреном его познакомил брат. Алексей припомнил свой разговор с компанейским Юхо. Теперь, оценивая его как следователь, Сокур видел тень очень нехорошей заинтересованности, скрытой за похабными шуточками и напускным безразличием.
"Во что же ты вляпался, Петенька, а главное, во что меня втянул? Что же тебе, паскуде, не сиделось? Как сыр же в масле катаешься. Если сейчас обойдётся, будет у нас серьёзный разговор, и про финнов, и про пьянки через день, и на какие шиши всё это. Хочешь из партии вылететь – да ради бога, но вот меня ты за собой не потянешь!"
Мысли опять заметались в тесном объёме мозга, но сейчас главной парадигмой стало: «А если за мной уже пришли?! Если этот урод уже натворил что-то большее, чем разговоры про свой ресторан?!»
Сокур вскочил из-за стола, дёрнулся к двери, замер и так же рывком вернулся назад. Потянулся к бутылке, но увидел, что коньяка в ней уже нет. Схватил лежащую на столе папку, раскрыл и принялся читать какую-то справку, данную сельсоветом Вербеевки истопнику Ратаковскому Пахому Ивановичу. Из справки выходило, что Пахом старый большевистский кадр, и сельсовет сгорел не по его контрреволюционному умыслу, а сам по себе, по причине неисправности печки.
Прочитав справку раза три, следователь наконец начал вникать в суть. Быстро пролистав дело и освежив его в памяти, недрогнувшей рукой Алексей начал писать постановление о прекращении уголовного дела.
Телефонный звонок прозвучал неожиданно и требовательно. Сокур чертыхнулся и посмотрел на погнутое перо ручки и расплывающееся по постановлению пятно чернил.
"Может, Ирина что-то новое узнала?.." – подумал он, снимая трубку.
– Да?
– Манда! Ты чего натворил, Сокур?! – непосредственный начальник Сокура, старший следователь прокуратуры Николай Александрович Петров, никогда не стеснялся ненормативной лексики, считая, что так он подчёркивает своё пролетарское происхождение.
– Ничего, Николай Александрович.
– Если ничего, то какого хрена тебя Сам вызывает? Срочно!
– Кто?
– Конь в пальто! Ты чего, Алексей, переспал? Ноги в руки и мухой в обком! Геннадий Николаевич тебя вызывает!!!
– Понял, Николай Александрович.
– Да, Алексей, вот ещё что, – Петров сделал небольшую паузу, – мне тут ребята доложили: на аэродроме стоит чужой непонятный самолёт. Вроде бы двух военных привёз, так что учти, возможно, это проверка по партийной линии или по военной. И смотри у меня, если обосрался, пощады не жди. Всё. Машина тебя ждёт.
К большому двухэтажному зданию Сокур подъехал как в тумане, в голове, долбя виски изнутри, металась одна мысль: "Что теперь будет?"
Следователя ждали. Немногословный товарищ в полувоенного кроя френче провёл его по пустынным коридорам и передал другому неулыбчивому товарищу. Тот неласково посмотрел на Алексея и кивнул в сторону высокой двухстворчатой двери:
– Вас давно ждут, товарищ Сокур, проходите.
Открыв тяжёлую тугую створку, Алексей шагнул в кабинет первого секретаря Карельской Автономной Советской Социалистической Республики. Но вот подойти к столу, за которым сидел Геннадий Николаевич, не смог. Под тяжёлым давящим взглядом первого секретаря ноги налились свинцом, а язык прилип к гортани, и Сокур замер в центре кабинета, не в силах даже поздороваться.
Двух скользнувших к нему за спину человек, сидевших до этого на расставленных вдоль стен стульях, он сначала даже не заметил. А потом уже стало поздно. Одна из фигур чуть повела носом у его лица, жадно втягивая запах страха и алкоголя. И практически касаясь губами волос, зашевелившихся на голове Алексея, прошипела:
– Хана тебе, контра.
Хана, понял Сокур и тут же услышал такой узнаваемый лязг передёргиваемого затвора. Этого следователь уже не смог выдержать, и его сознание провалилось в спасительное забытьё.
Глава 14 Санаторий Акмолинский
Шура привалилась спиной к большому камню, в незапамятные времена скатившемуся в долину с одной из невысоких местных гор. Правильно говорят: труд убивает мысли. Впрочем, труд труду рознь. Вон Соня, жена генерала-троцкиста, ещё полтора года назад считала тяжким трудом выбрать цвет штор в гостиной. А таких в Акмолинском женском трудовом лагере было чуть ли не большинство. Манерные барышни, работавшие до замужества как правило машинистками, секретаршами, библиотекаршами, а потом возомнившие себя невесть кем. Но были и другие женщины: образованные, известные. По рассказам её соседки по бараку Рахили, где-то в лагере на лёгкой работе трудилась жена самого Калинина. В СССР неприкосновенных нет.