Любушка была на седьмом месяце. Чем ближе подходило время родов, тем все больше она страшилась и за себя, и за ребенка, и за Тимофея.
Тулагина радовало, что его восемнадцатилетняя жена скоро станет матерью, что у них будет сын (они оба верили, родится казак). В то же время его волновало их будущее. Смутно-то как нынче. Совсем недавно казалось, что с тревогами, боями и кровью навсегда покончено. После победного штурма Красной гвардией Тавын-Тологоя семеновцы еле ноги унесли в Маньчжурию. Контрреволюция развеялась, богатеи поприжали хвосты. Советская власть вроде твердо вставала на ноги в Забайкалье. И вот снова каша заваривается. С запада белочехи идут, взяли Верхнеудинск, к Чите прут. А тут Семенов скопил силы, снова перешел границу и уже захватил несколько станций, сел и станиц.
В последние дни Тимофей все чаще и чаще подумывал о том, чтобы оставить Любушку в каком-нибудь тихом поселке у добрых людей. Спокойно бы там доносила и разродилась благополучно. Однажды он высказал ей свою мысль. Так, где там, и слушать не захотела: «Пусть на подводе рожу, но чтоб с тобой рядом...»
Тимофей трудно прощался с женою.
— Ну ты, Любушка, это... не переживай тут, — с неумелой нежностью гладил он ее своей большой, грубой рукою по русой голове, как маленькую девочку. — Я для тебя, может, меду или пряников с изюмом раздобуду в Серебровской...
— Ничего не выдумывай, — Любушка прильнула к потному, запыленному Тимофееву френчу. — Целый бы вернулся.
Подошла Настя-сестрица, так ласково называли бойцы черноглазую молодую метиску-гуранку Анастасию Церенову за добрый нрав. Она была подругой Любушки.
— Вернется, — сказала Настя-сестрица, мягко отстраняя от Тимофея дрожащие руки Любушки. — Как не вернется? Такой лихой казак не может не вернуться...
К Серебровской сотня Тулагина подошла в сумерках. Тимофей послал в станицу своего друга и однополчанина по германскому фронту командира первого взвода Софрона Субботова с тремя бойцами разведать обстановку. Разведчики вернулись с бородатым стариком, который вызвался скрытно провести красногвардейцев по-за станицей и указать дорогу до станции.
— Гарнизон в станице есть. Дык какой гарнизон?.. — басил на расспросы Тулагина старик. — Полторы калеки. За атамана тута нашинский, из кулаков, урядник Шапкин. Ну и дружина. А закордонные семеновцы, так энти только наездом заезжают. Вчерась были, однако... Придут, понахватают, как бандиты, у народа добра всякого и уметутся. Кто супротив — шомполами, а то и порубают до смерти...
Старик согласился помочь красным бойцам, как он выразился, потому что сочувствующий. И сын у него в войске Лазо поклал голову за Советскую власть, про что бумага казенная имеется. А кроме того, урядник Шапкин вчера натравил на него семеновцев: корову забрали, два тулупа... Вот теперь и отомстит он бандитам за их злодеяния.
Серебровскую объехали в густых потемках путаными лесными стежками. Старик почти на ощупь вел сотню. Несколько раз стежки приводили бойцов Тулагина близко к окраинам станицы. Видимо, чувствуя приближение людей, серебровские собаки начинали надрывно заливаться лаем. В эти моменты в голову Тимофея закрадывались подозрения насчет бородатого проводника, но когда сотня опять углублялась в лес, он снова проникался к старику доверием.
На полпути к станции старик остановился, подозвал Тулагина:
— Ты командир, тебе и думать, как и што дале. А я свое скажу, однако. Вишь, стежки расходятся. Одна по хребтине идет к железной дороге. Это напрямки к станции, значица. Как лес кончится — тута и спуск к зданиям станции: шагов полтораста, не боле. А што по левую руку стежка — эта падью к полотну ведет — на водокачку. Мне думатца, падью вам сподручнее, хоть путь и подале маленько, зато маячить не будете. Да и составы там рядом. Семеновцы и глазом не успеют моргнуть... Они зараз, гляди, пьянствуют, не иначе.
Тимофей поблагодарил старика:
— Спасибо, отец! Здорово вы нам помогли. Возвращайтесь. Дальше мы сами.
Станция скупо светилась огнями. Движения поездов по железной дороге не замечалось. Тимофей собрал на короткий совет командиров взводов.
— Есть два пути: или с хребтины ударить в лоб по станции, или со стороны водокачки.
— В лоб лучше. Больше шуму будет, — сказал Софрон Субботов.
— От водокачки вернее, — возразил командир третьего взвода Моторин. — На хребтине засечь могут. А по низине как у бога за пазухой прошмыгнем.
— По низине лучше, — присоединился к Моторину Газимуров, командир второго взвода.
Субботов продолжал держать свою линию:
— С хребтины мы одним махом накроем их. А от водокачки еще с полверсты надо промахать до главных построек.
— Зато до теплушек с беляками рукой подать, — не отступал от своего Моторин.
Тулагин примирил «противников».
— Каждый из вас по-своему прав, — рассудил он. — С хребтины, неплохо, конечно, с ходу атаковать станцию. Там, по рассказу старика, все рядышком и как на ладошке. Но и со стороны водокачки заманчиво. А что если сразу с двух сторон?.. Вот был бы хороший тарарам!