Дверь в дом тихонько скрипнула, и я медленно вошел внутрь. Пахло старым сигаретным дымом и машинным маслом, как в автомастерской. Посередине комнаты стоял еле видный в сумраке стол, за которым сидел толстый дядька в сером свитере. Он перебирал какие-то бумаги. Наверное, это и был тот самый Сидорович. Он лениво поднял глаза, которые сверкнули в свете лампы.
— Ты, пацан, откуда, бля? — спросил он злобно.
Сидорович, похоже, удивился. Действительно, детей в Зону, насколько я знаю, никогда не пускали.
— Здравствуйте. Мне нужен Стрелок, — вежливо сказал я.
— Не говори, бля, ерунды, пацан. Какой Стрелок? Ты как сюда, японский бог, вообще попал?! — Сидорович вдруг заорал, как больной.
Какой-то он был невежливый.
— Я пришел, вернее, мы пришли, — объяснил я.
— Кто мы? Ты с отцом, что ли, пришел? Не устраивай тут детский сад, позови его. Здесь детям не место! Зови сюда того, кто тебя привел!
— Я с друзьями пришел, они снаружи ждут. Можете посмотреть, если не верите.
Дядька рывком поднялся из-за своего стола, подошел к окну и отодвинул занавеску, которая перекрывала нижнюю его часть. Он долго всматривался, потом оглянулся и уже тихо спросил:
— Отряд военных зомби — твои друзья? — Он спросил таким голосом, словно хотел меня обидеть.
— Нет, дядя, вы какой-то непонятливый. Мои друзья — пацаны: Толик, Груша, ну, Юзик, Лесь, Витек. И Ыду тоже наш друг. Собака чернобыльская, Бруно, это тоже наш друг. А тот отряд зомби мы просто в кампанию взяли. Они же глупые, могут пропасть.
Сидорович сел на стул, достал из тумбочки стола бутылку водки и выпил несколько глотков прямо из горлышка.
— Пить вредно, — зачем-то сказал я.
— Вредно для детей давать взрослым советы! А Ыду — это что за имя?
— А это кровососенок маленький. Мы его так зовем, потому что у него родители — кровососы. А он, может, приемный их ребенок, а может, и настоящий. Мы не знаем. Смешной пацан. Он нам помогает.
— Ладно, х… с тобой. — Сидорович опять приложился к бутылке. — Оставим твоих друзей пока в покое. Как ты вообще в Зону попал и как сюда дошел?
— Да просто, мы ночью на лодке по Припяти проплыли.
— Ага. Ночью на лодке, через пулеметные заслоны с инфракрасным наведением.
— А мы под водой и дышали через трубочку, — объяснил я ему. Он точно тупой.
— От же бисовы дети. — Сидорович ударил ладонью по столу. — Как ты можешь врать и не краснеть? А как сюда дошли? Пешком через лес?
— Нет, почему через лес? Мы по шоссе сначала шли, пока с этими, из «Долга», не встретились.
— А, вот! Наконец ты сказал хоть слово правды. Это «долговцы» вас привели, да? — обрадовался Сидорович.
— Нет, мы их… ну, застрелили нечаянно. — Мне было очень стыдно об этом говорить.
— Ну да, из рогатки. — Сидорович нехорошо засмеялся.
— Нет, у нас был автомат системы Калашникова, — объяснил я ему. Ну, он правда был тупой.
— Вы его купили в «Детском мире»? — Вот почему взрослые так уверены, что их шутки всегда смешные.
— Нет. — Я понял, что с ним надо разговаривать, как с неумным героем из мультика. — Мы нашли сначала один автомат, когда кровососы шашлык делали. Но у него не было патронов. А потом второй добыли, когда Ыду Толяна убил. Он был гад, этот Толян.
— Мальчик, ты никогда не имел приводов в детскую комнату милиции? — совершенно ехидно спросил Сидорович. — За мелкое хулиганство? Или, может, ты из театрального кружка? Признайся, блин, ты участвуешь в художественной самодеятельности?
— Нет. Просто уже милиции нет восемь лет. Есть полиция. А у них нет детских комнат. Наверное. И мы бы к вам не пошли, если бы мне не надо было бы встретиться со Стрелком.
— Так вот, пацан, послушай, ты тут приперся и навалял мне кучу… э… какашек. — Сидорович вдруг стал говорить медленно и спокойно, как наш учитель труда. — Вот ты говоришь, что вы прошли через Кордон. Потом ползоны прошли, и вам все по фиг, как огурчики, ни царапины, ни потерь. Ты еще скажи, что у тебя артефактов телега, запряженная, твою мать, кабанами. Ты понимаешь, какую пургу несешь? Каждый второй сталкер через три дня в Зоне погибает — или мутант сожрет, или попадет в такую «жарку», что… а вы тут… Пацан, говори правду!
— Во-первых, ребенка ни один монстр Зоны не тронет, — начал я.
— О! Умник! Ты сам это придумал, или тебе кто сказал? — перебил дядька.
— Нет, не сам, мне это бюрер сказал!
— А!!! — заорал Сидорович. — Ему бюрер сказал! Какой, нахх, бюрер?!
— Дядя не ругайтесь. Я тоже могу послать по матери, я эти слова не хуже вас знаю, только не использую. Бюрер был очень хороший, он мне рассказал, как в шахматы играть.
— В какие шахматы?.. — застонал Сидорович.
— В четырехмерные.
Сидорович взял бутылку, она была еще почти полная, и высосал ее всю, прямо как пиявка.
— Так, — сказал он нетвердым голосом. — Ты что, можешь привести сюда чернобыльского пса и типа почесать ему живот?
— Нет. Не могу. Он так громко лает, что закладывает уши. А еще он дикий, никогда не был в доме, может испугаться и сделать лужу. Все щенки от страха писаются.
Сидорович сильно потер лицо руками и уставился на меня.
— А зомби? Они просто так за вами шли? — все таким же противно-вопросительным тоном спросил он.