В ходе расследования я связался примерно с тремя десятками медицинских институтов, и многие из тех, что признали покупку костей в последние годы, отказались называть свои источники или говорить для записи – хотя Osta все же всплывала дважды.
– Я купил в Osta полный скелет и человеческий череп, рассеченный для демонстрации, – говорит профессор из престижного колледжа в Виргинии. – То и другое было отличного качества.
Еще один покупатель Osta – фирма под названием Dentsply Rinn, которая продает пластмассовые модели головы с настоящим черепом внутри, что необходимо для обучения стоматологов.
– Найти человеческие кости на рынке очень тяжело, – говорит Кимберли Браун, руководительница отдела сбыта. – Наши требования предписывают, чтобы черепа были определенного размера и формы и не имели некоторых анатомических дефектов. Но происхождение может быть любым. Черепа – товар повышенного спроса и в США, и в Великобритании.
Индийские власти тоже не особенно следят за соблюдением собственного законодательства. Хотя продажа костей за рубеж нарушает национальный закон об экспорте и местные постановления, направленные против осквернения могил, чиновники не очень беспокоятся.
– Ничто здесь не ново, – говорит Раджив Кумар, заместитель генерального инспектора полиции Западной Бенгалии. – Нет доказательств, что происходят убийства.
Полиция заинтересовалась Бисвасом лишь потому, что пропали тела нескольких важных людей. Он добавляет:
– Мы пытаемся применять законы на основании того, насколько важными они кажутся обществу. А общество не видит здесь серьезного преступления.
Необходимость изучения человеческих костей в медицине давно очевидна. А вот необходимость получения информированного согласия от тех, чьи кости изучаются, очевидна далеко не всем. Оживление в индийской торговле костями отражает противоречия между этими двумя положениями. Если продажа человеческих скелетов касается только что умерших людей, то еще более опасная практика – получение почек от живых обитателей трущоб – может считаться современным воплощением древних индийских обычаев.
Тем временем фабрики костей в Колкате снова работают вовсю.
Глава 3
Добыча почек
На следующий день после Рождества 2004 года у побережья Индонезии рядом с городом Банда-Ачех случилось землетрясение. Ударная волна промчалась по дну океана, и на побережья Индии и Шри-Ланки обрушилось цунами. По оценкам, оно унесло более 200 тысяч жизней, разделило семьи и породило практически нескончаемый поток беженцев. В то время как некоммерческие организации и правительства пытались оказать помощь зоне бедствия и наладить жизни жертв, некоторые предприимчивые больницы и торговцы органами увидели в трагедии возможность обогатиться, продавая почки беженцев.
В Сунами-Нагаре, нищенском лагере беженцев от цунами в индийском штате Тамилнад, Мария Сельвам – самый уважаемый человек. Вот уже два года этот бывший рыбак требует у бюрократов из правительства ту базовую помощь, которую обещало беженцам международное сообщество. Он хочет, чтобы люди из трех поселений, которые выбрали его своим руководителем, снова могли жить тем, что смогут добыть в море. Я встречаюсь с ним почти через два года после цунами. Лагерь все еще являет собой безнадежные ряды угрюмых бетонных зданий. По водосточным желобам у домов текут нечистоты, а перспектив трудоустройства почти нет, как и доступа к образованию для детей.
Сельвам как единственный избранный чиновник деревни – местная знаменитость. Его фотография украшает стены зданий и приклеена над широкими железными воротами – официальным въездом в лагерь. Но популярность его идет на спад. Местная молодежь бросает камни в постеры с его изображением и вырезает с его фотографий глаза. Его преступление – попытки прекратить утечку органов из Сунами-Нагара.
– Раньше у нас только одна женщина в месяц продавала почку посреднику, но в последнее время дела пошли куда хуже, – говорит Сельвам. – Сейчас это делают две женщины в неделю, и я понимаю, что должен что-то предпринять.
Пока мы разговариваем, какая-то женщина в желто-голубом сари хмуро смотрит на него с соседнего двора. На вид ей лет сорок пять, но подозреваю, что это из-за жизни в индийских трущобах, а на самом деле ей около тридцати. Между складок сари виден ее живот, а на нем длинный, около фута, шрам. Сельвам говорит, что здесь почти у каждой взрослой женщины есть подобный шрам.
– Я не смог это остановить, – вздыхает он.