– Когда купчиха Колесова приказала повалить статуи, на эти тайники, скорее всего, никто не обратил внимания...
– Может, кто-нибудь и обратил... Не зря же потомок Колесовых искал план парка с указанием точного расположения скульптур!
– Ты веришь, что он настоящий потомок?
– Почему бы нет? Тише...
Матвей перестал копать и затаил дыхание. В шорохе ночного парка вторгся посторонний шум, похожий на человеческие шаги... который, впрочем, тут же замер.
– Давай, свети! – громче произнес он. – Кажется, я нашел!
Происходящее выглядело шуткой, которая вдруг обрела черты реальности, материализовалась.
Они наклонились над раскопом. Среди каменных обломков виднелась металлическая фляжка, помятая и покрытая коррозией. Матвей, не веря своим глазам, подковырнул ее, достал и попытался очистить. На боку проступил попорченный сыростью и временем вензель...
– Серебро?
– Вряд ли... – разочарованно пробормотал он. – Какой-то недорогой сплав... видишь, как его разъело?
Астра ощутила ползущий по спине ледяной озноб.
– Все! Хватит. Возвращаемся в гостиницу...
Дальнейшие события развивались стремительно, но вполне предсказуемо. Обратный путь «Пассат» проделал быстро. Астра чуть шею себе не свернула, оглядываясь назад. Вдали маячил свет фар неизвестного автомобиля.
– Это «Рено»?
– Надеюсь, да...
Портье в полутемном холле, зевая, удивленно уставился на их грязную изодранную одежду, однако не проронил ни слова. Уезжая, они заплатили ему за молчание, и он четко придерживался правил игры. Да и какое ему дело до ночных вылазок жильцов, которые, к счастью, не скупятся на чаевые?
Астра и Матвей заперлись в номере и, не тратя времени на переодевание, занялись своей находкой – оттерли ее, отмыли, попытались открыть. Тщетно. Крышка за долгие годы намертво приросла к горлышку.
– Ну вот, – огорчилась она. – Как же узнать, что внутри?
– Там, похоже, было вино, оно испарилось. Раз этот постамент принадлежал Бахусу, логично предположить наличие в посудине хмельного напитка. Если в нее вообще что-нибудь наливали.
Он потряс фляжкой у самого уха. Ничего.
– Вино-о? – удивленно протянула Астра.
– А ты чего ожидала?
Она пожала плечами. Положа руку на сердце, она понятия не имела, чего ожидать от такого фрукта, как Яков Брюс.
– Ты уверен, что фляжка принадлежала первому хозяину усадьбы? Вензель явно чужой...
– Наоборот. Самый что ни на есть родной. Буквы-то английские!
– «B» означает Бахус; «D» означает Дионис, – глубокомысленно изрекла она. – У греков и римлян так именовался бог растительности, веселья и вина. А третья буква сюда не подходит.
Английская «J» сбила с толку ее, но не Матвея. Во всем, что касалось Брюса, он проявлял чудеса проницательности.
– По-моему, все гораздо проще, – заявил он. – Вензель составлен по первым буквам имени владельца, на его родном языке. «B» – Брюс; «J» – Джэкоб; «D» – Дэниэл. Jacob Daniel, так назвали его родители.
– Откуда ты знаешь?
Она могла бы не спрашивать. Матвей оказался прав на все сто, в этом не было сомнений. Вензель действительно принадлежал Брюсу.
– Фляжка-то пустая... – пробормотала она. – Только потомку Колесовых сие неведомо!
– Думаешь, водитель «Рено»...
– Уверена! Как и в том, что спать нам сегодня не придется.
– Но хоть душ принять мы успеем?
– Я бы не стала рисковать.
Она задернула шторы и через несколько минут погасила свет...
Лариса Калмыкова лежала на своей роскошной двуспальной кровати, и тоже без сна.
Разговор с мужем в больнице разбередил ей душу. Она ожидала от Калмыкова чего угодно, кроме... исповеди! С чего это вдруг он так разоткровенничался? Испугался? Вообще-то, Калмыков отнюдь не из робкого десятка... Или это болезнь так на него подействовала? Говорят, после клинической смерти люди меняются – у одних проявляются суперспособности, другие начинают говорить на непонятных языках, третьи – танцевать, сочинять музыку, писать картины...
Правда, у Калмыкова до клинической смерти дело не дошло, но сознание он потерял. А человек без сознания все равно, что компьютер без электричества. Темный экран – и ничего больше.
– Лариса, я все знаю! – заявил он после того, как она уселась на стул рядом с его койкой. – Ты наняла сыщика, чтобы он следил за мной. Как ты могла?! После стольких лет, прожитых вместе...
Она онемела от неожиданности, растерялась. Заготовленные слова застряли в горле. Она оглянулась на дверь, плотно ли та прикрыта... наклонилась к мужу и прошептала:
– Ты убийца, Виталий... ты убиваешь женщин, потому что не в состоянии любить их! Думаешь, я не понимаю, что моя жизнь тоже висела на волоске?
Калмыков заволновался:
– Брось нести всякую чушь... Я никого не убивал!
– Да?! А веревка в твоем багажнике? А топорик? Я не такая глупая, как ты считаешь! Небось, прикончил свою любовницу? Ну, признавайся... Облегчи душу! Может, тебе батюшку сюда пригласить? Для отпущения грехов?
Если бы Калмыков мог смеяться, он бы расхохотался в голос.
– Какие грехи, Лариса?! Ты в своем уме?!
– У тебя раздвоение личности, Виталий... Ты и меня убил бы, если бы у тебя сердце не прихватило...