Ни один человек не может справиться с нападающим копейщиком, находясь на стоящей лошади, потому что не успеет увернуться от копья врага или отступить, если удача отвернется от него. Но калкар сидел неподвижно на своей тупой, плохо подготовленной лошади.
И я без труда пронзил его, налетев на полном скаку, и мое тяжелое копье прошло сквозь него, пригвоздив его к крупу лошади. Древко копья сломалось. Я отбросил бесполезный обломок древка и, пришпорив Красную Молнию, повернул к поверженному врагу.
Я видел, что ближайший калкар остановился, чтобы выяснить, как развивается битва. Увидев, что его приятель упал мертвым, а я — без копья, он помчался на меня. Вероятно, он хотел застигнуть меня врасплох, когда Красная Молния нес меня по направлению к павшему врагу. Но калкару нужно было дважды подумать, прежде чем совершать подобное. Когда я проезжал мимо мертвого калкара, я низко нагнулся из седла и подхватил его копье, валявшееся в пыли, а затем, не снижая скорости, развернулся, чтобы встретить глупца, скачущего во весь опор навстречу своей судьбе.
Мы встретились на огромной скорости, и когда мы сблизились, я понял тактику, которую новый противник собирался применить, чтобы уничтожить меня. Он пытался использовать прием, который, казалось, никогда не мог зародиться в этом низколобом создании. Он направил свою лошадь прямо перед Красной Молнией в надежде встретиться со мной и перевернуть моего коня, что было вполне возможно из-за разности в весе. И он наверняка победил, бы встреться мы лоб в лоб, но все вышло по-другому.
Мои поводья лежали на шее Красной Молнии. Легким толчком левого колена я послал своего жеребца направо и перебросил копье в левую руку, и когда мы встретились, калкар был беспомощен, потому что не ожидал моей атаки слева, а его тяжелая лошадь не могла сравниться проворством с Красной Молнией. Поэтому я достиг цели и избавил человека от страданий — страданий быть таким примитивным существом, как калкар.
Мое копье вошло ему в горло, но я не собирался ломать второе копье, потому что увидел скачущих ко мне двоих новых врагов. Сделанное из твердого дерева оружие прошло через плоть, и этот тип рухнул на спину в дорожную пыль.
Между мной и гигантом, уже потерявшимся из виду и уносящим Бетельду прочь, находящимся где-то ниже в каньоне, было всего четыре калкара. Я не знал, какая судьба ее ждет и куда ее увозят. Четверка растянулась по дороге в нерешительности, следовать ли за Рабаном или подождать и попытаться справиться со мной. Видимо, они надеялись, что я пойму ничтожность своих усилий против их превосходящего числа, но когда они увидели, что я опустил копье и направился к ближайшему из них, они, наверное, поняли, что меня так не остановишь, и я должен быть побежден и уничтожен.
К счастью для меня их разделяло некоторое расстояние, и мне не пришлось сражаться со всеми одновременно. Ближайший, поощренный криком приближающегося приятеля, выхватил копье и проехал полдороги навстречу мне, но, думаю, большая часть его энтузиазма была потеряна, когда он подумал о судьбе, постигшей тех, которые пытались использовать свои куцые знания против меня; кроме того, он явно не горел желанием атаковать, потому что, скорее, напоминал глупый бессмысленный булыжник, катящийся с горы, чем нормальное существо с нервами и мозгом, направляемое патриотизмом и честью.
Бедный глупец! Через мгновение мир стал немного лучше, потому что в нем стало на одного калкара меньше, но это стоило мне еще одного копья и колотой раны на предплечье, и оставило меня против троих приятелей, которые находились так близко, что не было времени поднять копье, выпавшее из безжизненных пальцев врага.
Оставалось надеяться только на меч. Выхватив его, я встретил следующего врага только клинком против его длинного копья; но я отбил острие, парировал выпад и, когда калкар приблизился, разрубил его от плеча до центра груди.
Это все произошло, казалось, в одно мгновение, но оставшиеся двое тут же налетели на меня. Я вовремя отклонился, чтобы уйти от копья переднего, но тут ужасный удар в голову свалил меня, и это последнее, что я помню из происходящего.
Когда я снова открыл глаза, я ехал на лошади, привязанный к седлу, лежа на животе. Перед моим ограниченным взором все время была пыль дороги и четыре монотонно двигающихся серых лохматых ноги. Значит, я был не на Красной Молнии.
Я только-только пришел в сознание, когда лошадь, везущая меня остановилась, и два сняли с меня веревки. Развязав узлы, они бесцеремонно сбросили меня на землю, а когда я встал, они, казалось, были удивлены, что я в сознании.
— Грязный янк! — воскликнул один из них и ударил меня по лицу открытой рукой.
Его приятель перехватил его руку.
— Успокойся, Тав, — сказал он. — Он отлично сражался против такого количества. — Человек, говоривший эти слова, был моего роста и вполне мог сойти за чистокровного янка, хотя в то время я думал, что он был полукровкой.
Второй выказал свое раздражение.