Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского

– Я считаю, что помощник комполка, еще при первых недоразумениях (а таковые были), должен был прийти к комиссару полка и пожаловаться ему, – ответил Смирнов.

– Жаловаться на товарища, да еще по мелочам, считалось у нас фискальством, – возразил Тухачевский. – От этого отучали еще в корпусах…

– Кто отучал? – быстро спросил начальник Особого отдела.

– Товарищи по классу. Фискалу доставалось так, что он это запоминал на всю жизнь. Какая аттестация у помощника комполка? – спросил командарм Садлуцкого.

– Отличная. До этого он командовал отдельным артиллерийским дивизионом. Его дивизион на всех учебных и показательных стрельбах выходил на первое место. Я его выдвинул вне очереди на должность помощника комполка.

Тухачевский кивнул головой и повернулся к Смирнову:

– Вызови-ка ты мне всех полковых комиссаров к себе и проработай с ними хорошенько этот вопрос. Нужно прекратить оскорбления командиров, честно служащих в Красной армии и укрепляющих ее боеспособность. Во-вторых: пусть они примут меры и против дуэлей. Скажи им, что против таковых боролись последнее время и в царской армии. – Тухачевский вдруг усмехнулся и, обращаясь к Смирнову, сказал: – И откуда это у твоих птенцов взялись такие «гвардейские замашки»?

– Подражание, – буркнул начальник Особого отдела.

– Пусть подражают хорошему, – отрезал командарм. – Например, поменьше фискалят на товарищей…

– А как же тогда с революционной бдительностью? – пустил тот в свою очередь стрелу.

– Когда весь командный состав будет крепко и дружно спаян, то будет гораздо легче выявить настоящих врагов революции, – холодно и спокойно ответил Тухачевский. Он встал и поправил пояс, что всегда служило у него признаком скрытого раздражения. – Я считаю, – отчеканил он, – что Садлуцкий должен поговорить с помощником комполка, чтобы впредь он был сдержанней. И в случае повторения подобных оскорблений он должен подать официальный рапорт начальству. Начальника боеснабжения надо будет срочно перевести в другую часть, расположенную в другом городе. Вместе им после этого служить нельзя…»

Для несостоявшихся дуэлянтов все закончилось относительно благополучно, в чем немалая заслуга Тухачевского. Но командующий за неумение сработаться с Реввоенсоветом и нежелание признать право комиссаров вмешиваться в собственно военные вопросы поплатился, как мы уже сказали, переводом в военную академию.

Здесь он долго не задержался, также вступив в острые споры с академической профессурой из кадровых полковников и генералов царской армии о путях развития советских вооруженных сил и военного искусства. О его работе в академии я скажу немного погодя. Пока же отмечу только, что, скорее всего, тогда в Москве и завязался разрушивший второй брак Тухачевского роман с Чернолусской или с кем-то еще.

В январе 1922 года Михаила Николаевича вернули командовать Западным фронтом. На этом посту он оставался до конца марта 1924 года. Возможно, его возвращение было связано с активизацией повстанческих отрядов Булак-Балаховича. В Кремле не без основания надеялись, что победитель Антонова с ними справится. Действительно, в течение нескольких месяцев люди Булак-Балаховича были оттеснены за польскую границу.

Следует указать, что летом 1923 года Тухачевский побывал в Германии под вымышленной фамилией «Полянин». Большевики в тот момент рассчитывали раздуть в этой стране пожар революции, за которой, как они все еще надеялись, последует революция во всем мире. Однако надежды не оправдались, и уже 28 августа Михаил Николаевич вернулся в Смоленск. Незадолго до окончательного отъезда у него произошел второй и последний конфликт с Реввоенсоветом фронта. В Наркомат по военным и морским делам поступил донос на Тухачевского от секретаря парткома Западного фронта с обвинениями в неправильном отношении к коммунистам и в аморальном поведении. М.В. Фрунзе наложил на донос благоприятную резолюцию: «Партия верила Тухачевскому, верит и будет верить». Очевидно, поводом к доносу послужил второй развод Тухачевского и его внебрачные связи. Фрунзе, естественно, не стал губить друга. А кроме того, если бы тогда давали ход каждой «аморалке», Красная армия рисковала вообще остаться без командного состава, да и без значительной части комиссаров.