Красное Солнышко

Одно только расстраивало меня в поведении Димитрия, с одним злом боролся я неустанно, и хоть многое мне удалось, но успехи мои было явно недостаточны. Да и были они, как я сам понимаю, чисто внешними, до сердца Димитрия в этом единственном вопросе мне добраться так и не удалось. А вопрос-то был для меня наиважнейший – о вере.

Не знаю, откуда взялась у Димитрия такая ненависть к монахам и монастырям. Ведь я всегда старался отдавать его в места лучшие, под присмотр старцев ученейших. Но стоило мне завести об этом с Димитрием речь, как в ответ летели слова хулительные: дармоеды, фарисеи, неучи темные и многие другие, какие я здесь повторять не хочу, да вы и сами их все знаете. Мне с огромным трудом удавалось сдерживать Димитрия, чтобы эта ненависть на людях не прорывалась. Но ведь он был такой несдержанный, да и людей не обманешь, разговоры о нетвердости Димитрия в вере во все время его царствования ходили, подогреваемые слухами злоречивыми.

Димитрий и сам понимал, сколь великими бедами может ему это грозить, поэтому хотя бы внешне старался соблюдать приличия. К примеру, сразу после венчания на царство отправился на богомолье в Троицу, как ни тяжело ему было отрываться от дел, но тут я его убедил. Затем послал богатые дары заморским патриархам, в этом меня горячо Федор Романов поддержал, но у того-то свои цели были. По своей воле Димитрий отправил пять тысяч злотых православному братству города Львова, как он говорил, в благодарность за поддержку во время его пребывания в Польше. Но мне показалось, что Димитрий больше хотел насолить королю Сигизмунду и это ему в полной мере удалось. А вот Русским монастырям Димитрий не пожертвовал ни копейки, как я ни настаивал. Хотя льготы жаловал, но льготы вещь ненадежная, их росчерком пера отобрать можно, уж это-то монахи прекрасно понимали.

Впрочем, монахов многие не любят, Бог им судия! Тут сразу Андрей Курбский на память пришел, он стрел разящих более Димитрия в колчане своем имел, что не мешало ему быть глубоко верующим человек и оплотом православия. Я же больше всего боялся, как бы ненависть к монахам и монастырям не отвратила Димитрия от веры православной. Были у меня, к сожалению, основания для такой боязни.

Вы, наверно, думаете, что я говорю о тех слухах, которые сейчас чуть ли не за истину выдаются, что Димитрий в Польше перешел в католическую веру. Нет, я хотел совсем о другом сказать, но уж коли начал, так отвечу на ваш вопрос: об этом я ничего не знаю. Может быть, и перешел. Я у Димитрия не спрашивал и вообще над этим вопросом не задумывался. Как же так, князь светлый, слышу я удивленные голоса, вы, человек столь твердый и ревностный в вере православной, и вдруг проявляете такую мягкость и снисходительность, и по отношению к кому – к царю Русскому. Вот именно, что к царю. Ни в ком другом такого бы не потерпел, но государи не простые люди, они избранники Божии и у них свои отношения с Господом. Он им указывает, как им поступать надлежит, и никто не вправе не только что осуждать, но даже обсуждать ясно выраженную волю Господа, равно как и последовавшие за этим действия избранника Его. Я все сказал!

Димитрий из всех королей европейских только одного считал равным себе – короля французского Генриха. Я-то знавал его мелкопоместным корольком Наварры и, хоть убейте, не понимаю, чем там можно восторгаться, но Димитрию издалека он представлялся героем, он даже мечтал отправиться когда-нибудь во Францию и поговорить с Генрихом по-братски. Димитрий же рассказал мне о нем такую историю, которую я не преминул потом уточнить у Якова Маржеретова, уж больно неправдоподобной она мне показалась поначалу. Когда Генрих уверился, что Франция не примет короля-протестанта, он якобы воскликнул: «Париж стоит двух обеден!» – отринул ересь люторскую, принял веру католическую, и страна распахнула ему свои объятья.

Поразмыслив же, я вот к какому выводу пришел: и до этого Господь Генриха берег, и после перемены веры страна, как рассказывают, под его управлением не бедствует, что явно указывает на благоволение Небес. Значит, все сделал Генрих правильно, более того, по слову Господа.

Думается, что историю эту Димитрий мне с умыслом рассказал. Быть может, хотел он сим иносказанием объяснить мне какой-то свой давний поступок. Я по обыкновению своему не стал его ни о чем пытать. Какое мне дело до какого-то его давнего поступка, тем более до объяснения его! Для меня главное то, что я собственными глазами вижу. А видел я, что венчался Димитрий на царство по православному обряду и святое причастие из рук Патриарха принял, что соблюдает он заповеди христианские и худо-бедно все обряды православные и никакие другие. Царь Всея Руси должен быть православным, он им и был.