Читаем Красное Солнышко полностью

Мне иногда казалось, что Димитрий нарочно некоторые обычаи нарушал. Хотел он встряхнуть немного сонное Русское царство, и это ему удалось. Что же до обычаев дедовских, то их я почитаю, как, вероятно, никто другой в державе нашей. Но и я понимаю, что обычаи потихоньку меняются, какие-то отмирают, им на смену другие приходят. Возможно, Димитрию и удалось бы привить народу нашему какие-то новые обычаи, если бы выпало ему лет двадцать правления, чтобы новое поколение успело вырасти. Молодые-то смотрели на него влюбленными глазами. Да и как его было не любить?!

<p>Глава 3</p><p>Тайный советник</p><p>[1605–1606]</p>

Вы, конечно, недоумеваете, где же я все это время находился. Ах, как ловко я вас провел! Да рядом с Димитрием и находился, но никто меня не видел. А если и видел, то не замечал. Я на это нисколько не обижался, потому что сам этого хотел.

О, я многому за жизнь свою долгую научился. Можно сказать, я всю жизнь учился и не считал это зазорным. И у недругов учился, собственно, у недругов и надо в первую очередь учиться, если хочешь их победить. А учителя-то какие были, как на подбор: Малюта Скуратов, Никита Романович или вот, скажем, Борис Годунов. Годунов научил меня пренебрегать внешними признаками власти, избегать показного блеска и пышности, направлять события издалека, в общем, не высовываться. Вот и я в первый ряд не лез, на людях стоял молча в сторонке, зато каждую минуту, что мне удавалось с Димитрием наедине остаться, использовал для благих советов, наставлений и поучений, щедро делясь с Димитрием опытом прожитой жизни и объясняя, как ему лучше поступить в той или иной ситуации.

Не буду скрывать, эти месяцы были одними из счастливейших в моей жизни. Как я истосковался по делам государственным! Ведь с воцарением царя Симеона меня от этих дел отодвинули, превратили в частное лицо, в стороннего наблюдателя, даже не удовлетворяли мое ненасытное любопытство сведениями истинными, заставляли меня питаться текстами официальных документов, запивая им смесью из слухов и сплетен. Иногда приглашали, чаще всего для церемоний разных, реже – для справки, почти никогда – для совета, но эти редкие приглашения только подчеркивали мое отстранение от дел. Да что царь Симеон! В опричнину при Иване не много слаще было, а при племяннике моем Димитрии я вообще безвылазно сидел в Угличе.

Получается, что с момента ухода брата моего я реально не у дел находился, я был в державе нашей частный человек! Вы только представьте себе – пятьдесят лет! Пятьдесят лет унижения, страданий и – ожидания. И вот – дождался! Вы только меня правильно поймите, мне не власть была нужна, зачем она мне? Я просто хотел быть в центре событий, участвовать в них, все видеть своими глазами и по мере своих слабых сил трудиться во славу нашего рода и державы Русской. Я не помышлял о том, чтобы делать историю, я просто хотел непрестанно ощущать ее живой пульс.

Потому, возможно, я рассказываю о событиях тех месяцев излишне подробно, но вы не обессудьте, ведь для меня каждая деталь важной казалось, лишь то, что я сам видел, чего сам касался, обрастает в воспоминаниях моих плотью и кровью. Это ведь только так говорится, что большое видится на расстоянии, то, что далеко, не трогает сердце, не потрясает воображение, лишь свое, близкое, имеет для нас значение, тут любое происшествие вырастает в событие вселенского масштаба. Многим это заслоняет истинную картину, я же не устаю благодарить Господа за то, что поместил он меня в центральный узел истории, сделал для меня великое – близким.

* * *

Конечно, такое единение у нас с Димитрием не сразу сложилось. Более того, он поначалу видеть меня не хотел – что было, то было! Признаюсь честно, я в те первые дни нахождения Димитрия в Москве совсем обезумел от его пренебрежения и, презрев нашу фамильную гордость и забыв все уроки учителей своих, лез Димитрию на глаза, настойчиво добивался личной встречи и каждый раз нарывался на презрительный взгляд или унижающий меня отказ. Я чуть не слег от всего этого, но стараний своих не оставил. Наконец, Димитрий соизволил принять меня. Нелюбезно принял, не то что не обнял, но даже о здравии не спросил, стоял у стола набычившись.

– Ну, чем я перед тобой виноват?! За что ты казнишь меня такой казнью лютою?! – не выдержав молчания, вскричал я.

– Ты меня хотел всего лишить. В монастырь запереть на всю жизнь, – процедил сквозь зубы Димитрий.

Слава Богу, заговорил! Лиха беда начало! Приободренный, я продолжил разговор.

– Я ведь тебе только счастья желал. И вот где ты теперь. Ты счастлив?

– Я этого сам добился! – воскликнул запальчиво Димитрий, пренебрегая ответом на мой вопрос. – Своей силой и волей! Не благодаря, а вопреки тебе!

Гневается! Еще лучше!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное