Красно Солнышко

- Понял я…

Взглянули на него остальные с удивлением, а младший князь и говорит:

- Знаю я некоторых из списков сиих. Они – рабы храмовые. А если верить прочим свиткам, то наш Крут всех закупов-холопов от Святовидовых слуг увёл! Вот почему осерчали столь жрецы. Застила им глаза зависть да жадность. Лень одолела! Ведь пока они новых рабов себе найдут – сколь времени пройдёт, братья? А?

Выхватил у него старший брат свитки, впился в них глазами, покачала головой, помрачнел:

- Вот уж не думал, что ради своей выгоды жрецы сородичей предадут. А иначе то, что они сотворили, и не назовёшь.

- Не все, брат. Не все. Не стоит огульно их одним маслом мазать. Видно, остались среди них и честные душой. Видать, жадность да лень их не взяла, ибо всё же позволили прийти на следующий год нашим лодьям, да задаток работорговцам поклялись сохранить у Коня Святовидова[60].

- Так опять же – из жадности! Лодьи то вернуть надо будет!

- Может и так, брат. Но сдаётся мне, что мы лишь верхушку репы видим. А плод куда глубже скрыт…

Взглянули все на жреца после этих слов, а тот руками развёл:

- Не вхож я в верхушки храмовы. Не обессудьте. Не могу ничего вам сказать.

 Ну, раз Путята такое молвил, то чего зря пытать? Честен жрец. Ни разу слова лжи-ябеды не промолвил. Значит, так оно и есть. Тут другое – почему же Боги от детей своих честных отвернулись? То ли потому, что Храм их попросил, то ли потому, что рассудили по своему, так же к выгоде своей: что здесь славян на новом месте? Жалкие пять с половиной тысяч едва наберётся, да ещё часть из них иноплеменники. А там – многие сотни тысяч веруют. Уйдут жрецы к Проклятому, станут ему моления людские отдавать, да жертвы – не выжить Богам. Не хватит пищи им людской на всех. Вот и порешили использовать малое зло, чтобы великому не случится… Может, так. А может, и нет. Однако, ко всему готовыми быть нужно. С другой стороны – коли не станут Боги вмешиваться, может, оно и  к лучшему? Пусть не вредят, а там, как сказано Древними – на Бога надейся, да сам не плошай. А уж ухваткой да пылкостью души никому со славянами не сравниться! Порешили после войны жертву принести Перуну, испросить слова честного. На том ужинать сели – не заметили, как за делами да всем прочим день светлый пролетел…

…Народ, похоже, за ночь успокоился, обсудил всё между собой. Во всяком случае, по утру новые приезжие собрались на поле, ждут распоряжений. И то верно – ночлег им выделили, все под крышами спали. Отдохнули с дороги за два дня. Да отъелись, хоть и мало времени прошло, но зато так, как иные с рождения не питались. Вышли князья, разделили всех по спискам составленным. Кого – в поле. Кого – в лес. Кого в кузню, а кого – в помощь Брендану, махины хитроумные делать. Кому молотом махать, кому стройку продолжать. Мастера умелые приехали. Вестимо, Храм бесполезных, да бесталанных держать не станет у себя. Быстро избавится. Так что лишнее тому подтверждение догадки Гостомысловой. Нашлись и мастера, с кузнечным делом знакомые, и литейщики, и рудознатцы, и краснодеревщики, и даже – оружейники. Среди жёнок травницы выискались, кои знают растения полезные и вредоносные, и лекарки, и повитухи знатные. Как раз вовремя. И даже такие, кои особыми талантами обладают, вроде как у Слава-Говоруна. Выискались два отрока и девица, с таким же даром. Отрядили их в помощь словенину. Тот первым делом их к себе на двор отвёл, с супругой своей познакомил, за стол усадил, накормил, напоил. Потом пояснил, что требуется от них. После еды сытной и вкусной, привёл в загон, где тур его стоял. Познакомил, так сказать. Бык сразу к новеньким потянулся. Выдыхал шумно, тёрся большой головой о тела юные. Просил ласки. А детишки и рады чуду такому. Чешут его за ушами ласково, отгоняют мух-слепней приставучих, вычёсывают громадным скребком остатки шерсти старой. Рады друг другу и люди и зверь…