Красно Солнышко

…Едут воины и жёнки, тянут туры телеги гружёные, мелькают дни за днями, приближаются и родные края, в которых град раскинулся новый, Славгород. Вот уже и поднялись на холм великий, блеснули синим Озёра Великие, и – встрепенулся Брячислав в седле, неужели показалось ему? Но скачет уже Анкана-иннутика, остротой глаз с орлом поспорить могущая, говорит, что корабли прибыли, у града стоят, разгружаются. Что суетится возле лодий народу немеряно. Обрадовался князь – люди новые прибыли! Значит, благосклонны к ним Боги, дали жрецы людей, и помощью не оставили…  К вечеру въехали в град приветствовали их все, кто по пути встречался, сдали лошадей да туров общинникам, доспехи, оружие вернули на склады воинские, разошлись по домам в нетерпении. Переступили Брячислав и Кими порог терема, там их уже Гостомысл встречает, и Крут с ним, с головой понурой, опущенной. Лишь край лика виден темнее ночи у воина. Посуровел князь – и так война будет. А тут ещё вести дурные. Но с чего бы? Людей в граде как бы не более прежнего в два раза. Правда, худы многие на вид, и одёжка не справная, а ношеная, и вроде бы с чужого плеча. И смотрят как то непонятно на него, с опаскою. И удивлённо открывают рты при виде супруги княжеской, рядом с ним идущей. Подивился тогда ещё Брячислав, да виду не подал, не подобает ему. Эпика угощенье богатое выставила на стол путникам, захлопотала. Гостомысл обрадовался – брат вернулся жив-здоров, и вроде как удачной его поездка оказалась. Сели все за стол, лишь Крут молчит. Кратко поведал старший князь, что отныне славы – одно из племён новой страны. Приняли их остальные. Но придётся им сейчас с теми самыми лихими племенами, что гуронов истребили, воевать. Но спокоен он за исход войны. Не соперники те племена славам. И ростом малы, и коней нет, и стали-железа не знают. Да и, похоже, не так много у них воинов. А ещё – торговлю завели. Прикупили товаров невиданных, продали своё удачно, завели отношения дружеские с другими племенами, станут меняться злаками земными, учить друг друга, как их растить следует. Крут немного отошёл, темнота с лица немного спала. Потом его черёд пришёл говорить, старшего дружинника. И страшны были его речи. Тяжелы. Поведал Крут, где людей взял. Что пришлось ему рабов-холопов выкупать у хозяев, в том числе и у храма Святовидова. За то осерчали жрецы на дружину, отказались отныне от помощи поселенцам, и впредь в Земле Славянской тем, кто стал жить здесь, отказано. Изгои они теперь. Рассказал Крут и том, что на будущий год договорился он с работорговцами арконскими о выкупе всех рабов славянского племени и языка, которых они на рынок привезут, даже задаток внёс. Но жрецы потребовали плату за лодьи, которыми народ перевозят, и на тот же будущий год вернуть корабли с платой арендной за использование. А людей ожидается много. Едва ли не четыре тысячи. А сейчас он привёз почти две с половиной тысячи и взрослых, и детишек. И мужчин, и жёнок. Просит Крут прощения у князей, что самовольно на подобное отважился, но явился к нему во сне дух неведомый, присоветовал так сделать. Словом, винится воин. И коли решат братья наказать его смертью за самовольство, так тому и быть. Ибо волей своей рассорил он Аркону и Славград, и вина сия безмерна. На том голову понурил, решения ждёт. А Брячислав глянул на Гостомысла, улыбнулся облегчённо. Не понравилось князьям, что жрецы им волю свою диктуют. А пожив здесь, поняли, что делать нужно, и как устраиваться. И сомневались оба, что придут по нраву жрецам Святовида те задумки, что братья здесь исполнить хотят. А значит, ссора со жрецами лишь на руку сыграла славам, новому племени! И теперь не надо треть добычи в Аркону слать, всё можно на дело благое пустить. Ну а коли сдержат работорговцы слово своё – значит, будет их, славян, здесь достаточно, чтобы исполнить великое, им предстоящее! Ласковым словом Крута успокоили, попросили не винить себя, ибо сделал воин всё верно – позор своего родовича в рабстве держать! Не по славянской Правде! Значит, раз решили жрецы расстаться с дружиной, пусть так и будет! Взяли ножи оба князя, разрезали себе шуйцы, капнули крови в вино греческое, привезённое Крутом, осушили кубок сей поровну, и сказали следующее:

- С сего дня, третьего года нашего исчисления, основано племя новое, славами прозываемое, вольное, никому не подвластное…

А с утра послали воинов объявить эти слова по граду, донести до каждого, чтобы никто не сказал потом, что слов этих не слыхивал…

Глава 21.