Красно Солнышко

- Старшой! Старшой!!!

Истошный крик раздался от двери избы, установленной на палубе двулодника, и Крут вихрем подорвался с лежанки, на которой размышлял, запрокинув руки за голову. Выскочил наружу, и едва не схватился за меч, но сообразил, что  видит прежде, чем совершил действие. Вскинул руку, в знак приветствия, ударил себя в грудь кулаком:

- Здрав будь, Путята!

Тот, словно так и должно, ответил в свою очередь:

- И ты будь здрав, Старший. Дело у меня к тебе, неотложное и срочное. Потому и явился я к тебе.

Повёл рукой жрец, и вдруг очутились оба на льду зеленоватом и прозрачном, на шкурах неведомых, разостланных на стволах дубовых, возле костра, прямо на льду том горящем без дров. Вместе с ними ещё восемь воинов сидят кружком, пьют напитки неведомые, едят мясо нежное, языку и нёбу неизвестные. Узнал всех Крут почти, кроме троих: братья-князья, Брячислав и Гостомысл. Храбр, Слав, Брендан. И трое незнакомых ему воинов. Впрочем, один из троицы, кажется, меднокожий. Орлиные перья на его уборе. Шкура пятнистого зверя на плечах. Второй – муж в годах, с окладистой седой бородой чуть ли не пояса богатого, бляшками металла неведомого изукрашенного. Ну а третий… Молод, тело сильное на диво. Доспех на нём тонкой и дивной работы, каждая часть подогнана, сложено всё так, словно самые искусные кузнецы броню ту творили. Увидел седой явившихся гостей, прогудел:

- Ну, вот и все в сборе. Прошу к огню, гости дорогие. Угощайтесь.

Протянул сам Круту кубок серебряный, сияющий в огне неземном. Спокойно принял воин подношение, глотнул, затем уселся туда, куда показали. Путята же пристроился справа от Слава. Между ним и меднокожим.

– Пора за дело приниматься, други мои.

Снова голосом глубоким произнёс седой, и молодой воин в доспехе дивном речь завёл:

- Доброе дело затеяли вы, братья мои меньшие. Славное. Отец мой…

Показал на седого.

…- Одобряет его. Хотя и не всегда.

Дёрнулся меднокожий, но промолчал, а воин дальше речь продолжил:

- Почто столько народу извели зря? Почто жёнок сильничали? Людей живьём жгли?

Нахмурился Брячислав, хотел было слово молвить резкое, да толкнул его брат, сдержался. Гостомысл сам ответил:

- Народец сей мерзок по натуре. На слабого в трудную минуту руку поднял. Сам извёл всех их под корень. Блядию [67]жил. Потому и получил по заслугам. А ссильничали – так нельзя тогда иначе было. Сами знаете.

- Знаем.

Седой прогудел, потом глазами показал сыну, мол, продолжай. Тот вновь заговорил:

- Потому и простил вас. Но из-за этого зла удалось жрецам арконским, насквозь прогнившим, запечатать отца моего вместе с прочими в Доме. И нет теперь у них сил помочь вам. Я же – воин. И мне леса, реки и воды не властны. Лишь небо и грозы с молниями. Сын мой…

Вновь шевельнулся меднокожий.

…- осерчал было на вас, но узнав Истину – прозрел. И… Простил. Но впредь подобного зла ни я, ни он не потерпим!

Стукнул по бревну, на котором сидел, кулаком, и едва не вздрогнул Крут, увидев, как полыхнуло под перчаткой латной пламя синее. Начал понимать, с кем беседу ведёт и где находится…

- Но, Перун…

- Молчи! Скажешь ещё слово! Дай речь закончить!

Умолк Гостомысл. Ждёт. Перун же продолжил:

- Запомните, Дети Богов – когда будете войну вести против Триединого – нет для вас ничего запретного, ибо он – Зло в чистом виде. Там можете жечь, убивать, насиловать, всё, что душе вашей заблагорассудиться. Особливо – жрецов его. Но против народа своего – соблюдай правила воинские. Не роняй честь и совесть славянскую!

- Только против своего? Да когда же это славянин на славянина руку поднимал?!

Не выдержал Слав, и седой горько ответил:

- Было такое в старину. Есть такое сейчас. И будет в будущем. А твой народ – не только славяне. Есть и другие, но родня они тебе, хоть и выглядят по другому, те же дети Маниту…

…Не по себе стало Круту – на таком сборе сидит. С Богами общается на равных…

- Хотя и внука моего тоже враг есть. Сынок Трёхголового. На Полудне его царство. И придёт день и час, когда сойдётесь вы в битве лютой… Но не скоро. Очень не скоро…

- Отец мой и прочие родственники отныне заточены в своём Доме. Не могут покинуть его, помочь вам. Потому лишь я, да сын мой Маниту вам защита и опора. Так что, не серчайте на него…

Показал рукой на отца.

…- не в силах он вам помочь явно. Но тайно, через меня поддержку окажет. И вы о нём и прочих наших Богах, прошу, не забывайте…

Просит Бог. Неслыханное… Видимо, там, на Родных землях и впрямь творится чёрное зло, о котором упомянул Перун-воин… Вновь пожилой заговорил:

- Связи с землёй родной не рвите. Пусть прогнали вас бессовестные, забывшие о Долге перед Родом и Племенем, но народ – он же не виноват! Прошу вас помнить, что единая кровь в жилах ваших течёт…

- А души? Души наши едины?

Осмелился Крут подать слово, и осёкся – обернулись к нему все три Бога, посмотрели, и вдруг удивление отразилось на их лицах, и даже почтение, что ли… Улыбнулся Маниту, сказал по привычке: Хао!  Теперь сам Святовид речь повёл: