Красно Солнышко

К князю пришли два старика от племени, поклонились, поблагодарили. Клятву мира принесли. Потом непонятную трубку достали, набили сушёной травой, коричнево-жёлтой, уголёк попросили. Подожгли. Дымок пошёл ароматный, но едкий. Каждый из стариков тот дым вдохнул по разу, князю трубку протянули. Кими в бок толкнула – делай так же. Вдохнул князь… Каким чудом удержался, чтобы не раскашляться, – непонятно. Глаза на лоб полезли, слёзы из глаз, горло словно песком продрало. Вернул чадящую трубку с поклоном. Старики довольны остались. По бёдрам себя пару раз хлопнули. Одобрение выказали. Поклонились, ушли. А Брячислав сидит чуть не зелёный. Нутро мутит, голова кружится. Хорошо, супруга сразу окна распахнула да помогла ему к воздуху подойти. Отдышался князь, в себя пришёл. А Кими поясняет: обычай такой. Трубка мира называется. Хочешь не хочешь, а надо. Иначе – война.

Через неделю, как и ожидали, караван пришёл из родных мест с поселенцами новыми. Опять две с лишком тысячи. Только народ другой прибыл. Не те молодые да справно снаряжённые, что в первый раз. И старики были, и старухи, и дети мал мала меньше. Но одно общее было у всех: глаза словно у мертвецов. Пустые, бездонные… И речи вели страшные – вышли ромеи из своих каменных стен, начали славян огнём и мечом сечь, не щадят никого. Жгут городки и сёла, в Трёхликую веру обращают калёным железом. Брендан как услышал такое, темнее ночи стал. Сидел на завалинке с женой своей славянской, молчал тяжело. Потом рассказал, что ромеи с его народом раньше творили, как бы не хуже… Снова с юностью столкнулся. Правда, остановили византийцев. Кровью большой, но остановили. Собрались роды, да наняли ещё помощников из северных диких племён, в лютой сече перемололи силу страшную проклятого богами. Мало кто домой ушёл из врагов. Но и славянам досталось. Многие пали. Многие осиротели. Вот жрецы таких и собирали по всем градам да в новые земли отправляли.

Слушает народ градский вести чёрные. У мужчин кулаки сжимаются, у женщин – слёзы на глазах. У всех. Без исключения. Эпика сына малого на руках держит, а у самой губы трясутся от услышанного. Потом поднялась, во всеуслышание отреклась от рода своего прежнего, от племени греческого. Попросила её славянкой считать.

И груза мало привезли сюда. Почитай, ничего и не было. Лишь льна нечёсаного, да немного пшеницы на посев. Не знали посланцы, что здесь урожай невиданный, на всех хватит.

И меднокожие своих выборных на общий собор прислали, Кими им переводила негромко. Те головой качали, но тоже видно – сопереживали услышанному. Гуронка пояснила, что подобной лютости здесь никто не выказывал. Правда, говорят, что где-то на полдень, очень далеко от этих мест, за Великими равнинами диких туров есть племя, что людей вместо мяса ест. Но столь далеко, что такое за сказку считают.

Разбирали сирот по семьям, что детей, что старух со стариками – всех определили. Никого не бросили. Помогли потери близких и родных пережить, обогрели души замёрзшие добротой и лаской. Пожилым – словом добрым да уважением. Поначалу-то тяжело новеньким пришлось, многого пугались. Боялись людей меднокожих, зверей невиданных да чудов лесных. Потом привыкли. Оттаяли. Дело и детям нашлось, и старикам. Молодёжь по лесу бродит, грибы-ягоды да орехи собирает. Старики – что посильно. Кто ложки режет да прочие нужные вещи, кто оружие поправляет – перебирает кольчуги поизносившиеся, стрелы насаживает, оперяет. Их много нужно. Никогда в достатке не бывает, сколь ни наделай. Старухи с меньшими тетёшкаются, собрали грудничков да тех, кто ходить ещё не может, в единой большой избе, и бабки за ними ухаживают, а матери на работах общинных не отвлекаются. Прибежит такая, грудь достанет, накормит дитятко. Коли молока у иной недостаёт, товарки помогут. Не жалко. Род один. Племя одно. Чего делить? Нечего. Князья, конечно, жалеют, что такое случилось на родине, только что уж тут? Ждали-то мастеров, мужчин крепких с жёнами, а вышло… Но это дело святое. Никто не ропщет. Тем более что от всех толк есть. И немалый.

Храбр князьям доложился, передал тайные вести да поведал, что лучше двулодники строить. Уж больно хорошо кораблик получился. Вызвался по весне с отрядом охотников спуститься через леса к морю синему, там пристань поставить, кораблик такой срубить. Но, поразмыслив, порешили сделать иначе: вернуться в замерзающий залив исполинский, обойти берега да спуститься вдоль берега до этих мест. А туда направить отряд воинский, с припасами. Двулодник уже опробован, проверку прошёл делом. А на новом месте из сырого дерева рубить – толку от такого корабля не будет. Лучше леса заготовить поболе, чтобы через год-два построить хотя бы четыре-пять подобных.

Йолла услышала, какие речи муж ведёт, которого два месяца не видела, разозлилась. Словно огнём вспыхнула. Мужчины посмеялись украдкой – будет охотнику-розмыслу дома на орехи. И верно – отлучила тугаринка супруга от ложа на неделю. Пока тот не взмолился, не пообещал с собой взять в путешествие неведомое. Тогда только отошла, простила.