Продавец взялся за «Токарева»:
— Ствол чистый, не сомневайся.
Наученный прежним неудачным трюком, выкрутасов с пистолетом не устраивал. Подержал да на место положил. Испачканные в оружейной смазке пальцы детским движеньем вытер о штанину.
— Возьми, братец, «Макаров», — сказал продавец, — к нему патронов завались. И достать их легко.
— Так он у тебя, братец, самый дорогой, — отвечаю.
— Бери наган, он подешевле остальных. За двести пятьдесят отдам.
Я молчу. Он собирается.
Вначале прячет пистолет системы Макарова. Тряпкой запеленал, и в портфель.
А я тоскливым песьим взглядом провожаю. Потом пистолет системы Токарева, 1942 года.
Не успел, завернули в тряпочку, спрятали.
Продавец потянулся за нагантом. Тряпичная пеленка наготове.
— А он точно исправен? Мало ли, сколько лет на складе пролежал.
Продавец приволок ведро из голубой жести — в нём песок вперемешку с опилками. Поставил под ведро деревянный брус. Включил музыку. Из колонок грянули барабаны. Гитары загудели как умирающие бомбардировщики. Дурным фальцетом заорал солист.
Продавец вложил в мою руку нагант, указал глазами на ведро, сказал: «Пробуй. В песок целься».
Я примерился, будто стрелял в колодец. Нажал на спусковой крючок. Выстрел потонул в гитарах. Нагант коротко содрогнулся, пуля взрыла песок, качнула ведро.
Продавец вырубил звуковую завесу, поднял ведро и вынес в коридор, а за ним желтой змейкой на линолеум сыпался песок. Из пробитого пулей ведерного донца.
— Ладно, покупаю, — я согласился. — За двести пятьдесят. Нельзя ли побольше патронов?
Денег он всё равно получил с меня двести семьдесят. По доллару за метр в секунду. Патроны у прохвоста к наганту не прилагались, за семь штук двадцатку я и доплатил.
Чёрт знает о чем мечталось в ночь до покупки. О смуглых итальянских «береттах», о надежных, как швейцарские гвардейцы, «зауэрах», о немецких «Вальтерах», внуках арийских «вальтеров», под дулами которых обоссалась Европа.