Красная комната

Дальнейшее поглотил туман. Все заволоклось розовой пеленой, закружилось, унеслось в пропасть. И сама Джин, раскинув руки, унеслась в самое счастливое в мире безумие пьяного сумасшествия, в котором нет ничего, кроме бездны, а в каждой ослепительной радуге содержится целый ад. Потом больше ничего не было – только будто кровавые капли сочились сквозь ее неплотно сжатые губы. И чужой диван в красной комнате. Возможно, она на него машинально прилегла…

Тело болело мучительно. Джин пошевелилась, пытаясь размять затекшие ноги и спину, и вдруг поняла, что она в комнате не одна.

На стуле, рядом с ее кроватью, прямо, будто проглотив шест, сидела старушка – та самая соседка, которую Джин встретила в подъезде. Старушка еще больше, чем в прошлый раз, была похожа га гравюру позапрошлого века, хотя сейчас на ней был вполне современный кофейного цвета костюм. Белоснежные волосы все так же были забраны пучком на затылке, а светло-серые глаза лучились добрым светом. Джин вдруг с удивлением обратила внимание на серьги старушки – ей вдруг показалось, что в серьгах блестят самые настоящие бриллианты. Словом, та еще штучка!

Она присмотрелась пристальнее. Когда-то Джин разбиралась в драгоценных камнях. Так и есть: бриллианты! Давно уже не видела таких.

Но как соседка вошла в ее квартиру? И как давно она здесь сидит? Похоже, Джин допилась до таких чертиков, что даже позабыла закрыть за собой дверь. Вот так номер! Стыдно, однако. Особенно в глазах такой благообразной старушки – в них, впрочем, горит доброжелательность. Приятный такой огонек!

– Проснулись, деточка? – старушка ласково улыбнулась. – Если хотите, я приготовлю для вас чашечку моего особенного мятного чая!

– Благодарю вас. Э-э… н-нет…

Совершив над собой нечеловеческое усилие, Джин все-таки села на диване, напоминавшем ложе для пытки. В голову как будто ударили чугунным ядром. Ее начало тошнить. Налицо были все самые отвратительные синдромы похмелья и алкогольной интоксикации.

– А как же… – Джин даже говорила с трудом.

Она была отвратительна сама себе.

– У вас было открыто, – старушка улыбнулась, – и я решилась зайти. Вы живете одна?

– Да. Одна. Я… – Джин с трудом подавила тошноту, – я поселилась здесь недавно…

– А я живу в этом доме с самого рождения, – сказала старушка. – Раньше жила вдвоем с сыном, но теперь его со мной нет. Он в отъезде. Дела, знаете ли!

– Понятно, – стараясь быть вежливой, кивнула Джин.

– У моего сына очень много друзей, – сказала старушка совершенно не к месту, – все его помнят. Вчера вот друг к нему заходил.

– Он наверняка у вас замечательный, – Джин было так плохо, что она с трудом подбирала слова.

– Наш дом многое пережил и многое повидал, – сказала старушка. – Вот, к примеру, до войны…

– До войны? – переспросила Джин, лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

– О, вы не подумайте: я просто молодо выгляжу! – кокетливо проговорила старушка. – На самом деле, наш дом очень-очень старый. И я такая же старая, как наш дом. Мы с ним всегда будем вместе. Я родилась до войны.

– Простите, – Джин поднесла руки ко рту, – я плохо себя чувствую…

– О, ничего страшного!.. Простите, я не представилась. Меня зовут Евгения Николаевна Контесс.

Тут Джин сорвалась с места и едва добежала до ванной, где ее вырвало так мучительно, что она чуть не потеряла сознание. Ей казалось, что вместе с потоком этой вонючей и едкой жижицы она извергает из себя внутренности – так ей было нехорошо. Алкоголь сыграл с ней злую шутку. Он не подарил Джин ни облегчения, ни забвения, а наоборот, добавил к ее проблемам еще паршивое самочувствие, превратив ее тело и мозг в разбитый сосуд.

Джин полулежала, распластавшись на полу в ванной и обхватив унитаз. Больше всего на свете ей хотелось умереть. От ее рвоты в ванной стояла невыносимая вонь. В глазах плясали темные и матовые круги, черными пятнами отчаяния застилая хмурую реальность. Кое-как она поднялась, прополоскала рот холодной водой, а потом долго пила воду, пытаясь снова превратиться в человека. Наконец ей стало легче. Джин умылась, пригладила торчащие во все стороны волосы и вернулась в гостиную.

Старушки в гостиной не было.

Джин стало стыдно. Похоже, она все слышала, а потому ушла. Джин захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Она вдруг вспомнила, что старушка назвала ей свое имя – Евгения Николаевна Контесс. Странно было то, что старушка была ее тезкой. Даже инициалы «Е.К.», были у них одинаковые.

Джин подумала, что ей стоит зайти к соседке и извиниться, а потом вдруг вспомнила, что старушка вспоминала о друге своего сына. Неужели это тот странный незнакомец, который спускался по лестнице, заходил давеча к Евгении Ивановне?