Читаем Краски времени полностью

Ведь и за "Книжную лавочку", и за "Преферанс", и за "С квартиры на квартиру" хвалили. И типы обозначены точно, и ситуации характерные. Не зря о нем говорили: "Первоклассный мог быть жанрист… очень близкий по духу к Достоевскому". Высока оценка! Васнецов владел цветом, мог разработать свое видение света и воздуха, последовав за импрессионистами.

Но лишь "…в сказке, песне, былине, драме — сказывается весь целый облик народа". Объяснением этой фразе еще одно: происхождение. Васнецов родом из Вятского края — яркой, веселой, пестро раскрашенной дымковской глины, принимающей образы румяных парней с гармошками, разъезжающих на свиньях или бубенчатых тройках; из края капа — кованого узорчатого березового наплыва; кружевной деревянной и каменной резьбы…

"…Человек страстный, там жила "стихия" сложная…" — говорил о нем М. В. Нестеров.

Васнецов вспоминал старинные нянины "пропевы" и пытался дать выход своей стихии в сказке, сам себя называл былинником.

Из "несильных вятичей". А Шаляпин почему-то замечал в нем медвежьи ухватки. Наверное, был прав — десять лет расписывать 2880 квадратных метров во Владимирском соборе — дело нешуточное. Требующее ухватистости, крепкой выносливой силы воли и тела… Впоследствии Васнецов и сам удивлялся: "Видно, в молодости все можно". Падал с лесов, разбивался… Напрасно, конечно, говорили, что его типы равны Мике-ланджело. Но правы другие: достойно возобновил живую и зримую школу иконописания. Рисовал живых в силе и страсти людей. А вот привыкший к бестелесным равнодушным ликам киевский митрополит утверждал, что в лесу "не желал бы встретиться с васнецовскими пророками".

По древнерусской традиции художник шел от "привлекающих людей". Среди ломовых извозчиков встретил Ивана Петрова и чуть не закричал от радости: узнал Илью Муромца, а Алеша Попович у него похож на Андрея Мамонтова. В херувимах и серафимах Владимирского храма замечали васнецовских детей…

Особой силой психологического рисунка отличается, конечно, "Царь Иван Васильевич Грозный". Ювелирно выписаны парчовый опашень и сафьяновые сапоги, уверенно топчущие двуглавого орла на ковре. В теремном окошке видна заснеженная Москва. Цветисто все вокруг — и одежда, и орнамент стен, да темновато, приглушенно. Приостановился Иван Васильевич, размышляет. Желтоватое, морщинистое, орлиное, властное и недоброе лицо. Не глядит он подобно трем богатырям, "…не обижают ли где кого". Нет. Крепко зажат в руке жезл, которым проткнет сына своего Ивана. Сам он хочет обидеть, коршуном налететь, шаг еще — и того и гляди прольется новая кровь. Умен бес, да коварен. Царя написал художник, хотел, не хотел ли — деспота. Дикое, безрассудное зло глядит из его очей…

Одно из самых удачных полотен Васнецова.

Этот невысокий, легкой кости человек полностью соответствовал пословице: вятский — народ хваткий. Самая любимая одежда его — рабочая синяя блуза. Когда писал, пел. Замечали, что труд почти его не утомлял.

А. Куприн вывел его под именем Савинова в одном из своих рассказов — периода росписи Владимирского храма: "…он со своими длинными, небрежно откинутыми назад волосами, с бледными, плотно сжатыми губами на худом аскетическом лице как нельзя больше походил на одного из тех средневековых монахов-художников, которые создавали бессмертные произведения в тишине своих скромных келий…"

Таким же благостным, истовым, бесстрастно на мир взирающим изобразил себя художник еще двадцатипятилетним: пусть бежит мимо мельтешащий день, ему, мастеру, запечатлевать явления величественные, монументальные. На нем художническая блуза с бантом, белый воротничок…

А вот Крамской почти в то же время написал его в сюртуке и галстуке — с милой лукавинкой, благости ни-ни, разве что этакая обаятельная стеснительность…

Конечно, подвижничество присуще характеру Васнецова. Все же около двадцати лет создавал он своих "Богатырей". До сих пор стоит подивиться "Каменному веку" в историческом музее — "образу радостного искусства" — "громадному ряду сцен и картин из жизни первобытных людей".

Непреклонным написал его в 1891 году Н. Кузнецов — ратником, оглянувшимся в последний раз перед боем. Таким он и остался до последнего жизненного часа, труд сберегал его: в семьдесят семь давали не больше семидесяти и еще любовались сохранившейся красотой.

Человек ласковый, необременительный, добрый к людям, он приживался в компаниях веселых, негромких, талантливых. Где не стеснялись и не стесняли. У Третьякова, в Мамонтовском кружке, где "…светло, тепло на душе…", слыл Васнецов разговорчивым, оживленным.

Справедливым. Ущемили интересы художников — вышел из Товарищества передвижников…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное