Краски

Там, у Лавры, молодые
В яме узники сидят.
Сын Кавказа, сын России
Протянуть им руку рад.

Верит он, Рамзан Кадыров,
Путь один достойный есть
И к согласию, и к миру –
Путь Аллаха – Долг и Честь!..

июнь 2014 г.

Саид

Грустит молитва над Гихами,[1]
Колени преклонил аул:
Саид-ага, простившись с нами,
Здесь тихо вечным сном уснул.

С печатью гордого Казбека –
Он светел был, как солнца луч,
В жестоких лабиринтах века
Был несгибаем и могуч.

Ни сталь у горла, ни пожары
Из глаз не выдавили слёз.
Судьбы коварные удары
Застыли в сединах волос…

В объятьях звёздного заката
Ночь, как намаз,[2] светла, тиха.
И рвётся к брату сердце брата,
Которого он звал – Ваха.

Я верю, к небу вознесётся
Дух, что в страданьях был велик,
И с новой силой жизнь забьётся
Над речкой смерти – Валерик!

На Парнасе

Названьем кулинарным слух лаская,
Вокруг собрав посольства разных стран,
Гурманов привлекает Поварская:
Тут самый лучший в мире ресторан.

Из ЦДЛ[3] спешат сюда поэты,
В руке зажав как рифмы пятаки,
Несут свои усохшие скелеты:
Отмыть бы их от ржавчины-тоски.

Прозаики и критики тут вместе
Цитатами хрустальными звенят.
И, градусы почувствовав, без лести
Друг другу комплименты говорят.

Что рыба без воды, тиха цензура.
Во всём демократический покой.
Голодная, как смерть, литература
Шагнуть не может дальше Поварской.

Тень Каина

Не кричи петухом спозараночку,
Что ты родину любишь, поэт.
Душу вывернешь всю наизнаночку:
Ничего, кроме звона монет.

Было время, обласкан советами,
Ты им сладкие песни певал.
Разразилась гроза, за билетами
Поспешил на далёкий вокзал.

Эти позы, гримасы, истерика…
И куда только рвался плейбой?
Обманула надежды Америка:
Там и здесь он теперь полусвой.

И Овидия не получилося
Там, где тень от неправды легла.
Может, что-то желанное снилося,
Только то – не Россия была.

Что придумать чернее Чернобыля?
Или Каина смыта печать?
Или ради улыбочки Нобеля
Можно матерь родную предать?..

Я смотрю теледебаты