«Красин» во льдах

Ленинградец Южин подсаживался иногда к пианино и напевал. Весь его репертуар состоял из единственной песни, которая в короткий срок стала знакома всем на «Красине», так же как и единственная острота его, с которой Южин не расставался в течение двух месяцев плавания на ледоколе. Острил он следующим образом. Если его собеседник выражал по поводу чего-нибудь неудовольствие, Южин скалил зубы и изрекал:

— Но ведь экспедиция «Красина» из-за этого не расстроится!

— Отчего бы вам не побриться? — спрашивал собеседник. — Вы уже пятый день не бриты!

— Экспедиция «Красина» не расстроится, если я и не побреюсь, — неизменно отвечал Южин.

Позднее, когда острота его приелась, к нему обращались примерно так:

— Южин, хотя экспедиция «Красина» не расстроится, если вы не побреетесь, но почему бы вам не побриться?

Тогда Южин фыркал и на долгое время оставался с оскаленными зубами и глазами, которые не переставали смеяться. Он обладал способностью, которой все искренне завидовали: мог читать в любой обстановке. За два месяца красинской экспедиции при ежедневных попытках засесть за книгу мне удалось прочитать семьдесят две страницы книги, которая называлась «Благонравный роман». Другим удавалось не больше. И только невозмутимый Южин читал целые дни.

Кроме него, оживлял наше печально расстроенное пианино в кают-компании Чухновский. Но его редко удавалось уговорить. Чаще садился Южин, и, хотя у него не было никакого голоса, его единственная песенка под его же нетвердый аккомпанемент доставляла тихую радость людям, отрезанным от обыкновенной человеческой жизни.

Я на ло-одочке ката-алась, Золоти-истоой, зоолотой, Не гребла, все целова-алась, Не-е каач-ай, брат, гоолово-ой…

Суханов, даже если он уже спал, что бывало чаще всего, в этот момент приподнимал голову, отрывая ее от подушки, и, раскачиваясь из стороны в сторону, как шаман, произносящий заклинания, подтягивал:

В лесу, говорят, В саду, говорят, Росла, говорят, сосенка! Понравилася молодцу Хорошая девчонка!

Подпевая, Суханов выбивал ногами дробь по зеленому дивану.

Таковы были мои соседи. Разумеется, мы не часто оставались в кают-компании без гостей. Владимир Александрович Березкин, гидрограф и метеоролог, по нескольку раз в день сиживал на наших диванах. Березкин, как и мы, не имел отдельной каюты и ютился в проходном помещении, смежном с каютой капитана.

Этому человеку принадлежит честь организации научных работ красинской экспедиции.

В круг его повседневных обязанностей входило составление метеорологических сводок. Никто не мог запомнить случая, когда бы Березкин ошибался в своих предсказаниях метеорологических условий. И если он обещал назавтра густой туман, то каждый знал, что завтра «Красин» будет стоять на месте в ожидании, когда туман разойдется: ведь в Арктике туманы гораздо большее бедствие, нежели шторм в южных морях.

Помимо регулярного обслуживания нашего корабля метеорологическими сводками, Березкин много и неутомимо работал над измерениями глубин тех мест Ледовитого океана, относительно которых ни одна в мире морская карта не могла сказать больше, чем простой лист белой бумаги. Владимир Александрович Березкин умел так объяснять свои сводки, что даже в глазах полного невежды в этих делах сводки начинали сиять, как замечательное произведение искусства. Вероятно, такая влюбленность в дело, которому посвящена человеческая жизнь, — непременное условие для того, чтобы дело это велось так хорошо, как у Березкина.

Конечной целью изысканий гидрографа красинской экспедиции было изучение всех тех условий, которыми определены морские течения в этих широтах. Чтобы это изучение стало возможным, Березкин посвятил все дни своего пребывания в Арктике собиранию данных.

Он должен был на различных морских глубинах измерять температуру воды и ее соленость.

Батометр Березкина — прибор для измерения глубины, а также для определения температуры воды на глубине — приносил своему хозяину вести со дна Ледовитого океана.

Березкин записывал данные измерений температуры в связи с глубиной. Затем при помощи своих точных приборов он извлекал пробу воды с той глубины, которая была для него интересна в данный момент. Эти пробы воды в небольших белых склянках размещались Березкиным в деревянных ящиках, внутренность которых разделена на клетки. В каждую клетку он опускал склянку с пробой воды, для того чтобы по возвращении в Ленинград в лаборатории анализировать химический состав добытых проб Ледовитого океана. Зная соленость и температуру воды, определив ее плотность, имея данные о глубине, на которой вода была добыта, гидрограф Березкин мог приступить к конечной цели своих интересных научных работ, подсчитать те динамические условия, которыми определены морские течения в районах Северного океана, о которых так мало могли рассказать людям даже самые подробные карты морских путей.