Краш-тест

- А я бы не отказалась, чтобы меня Максим Иваныч за грудь подержал. Даже без практической надобности. Просто так. Мне бы приятно было. Такой мужчинка, просто ах! Не красавчик, но вот настоящий мужик, да. Глянешь на него – и сразу птички-бабочки в животе.

- Он тебя тоже оперировал? – спросила я.

- Да. И Люду, - она кивнула в сторону женщины у окна. – Слушай, я правильно поняла, что ты его знаешь?

- Да куда там. Машину ему зимой поцарапала.

- Ничего себе! Представляю, вот был для тебя сюрприз его увидеть здесь.

- Думаю, для него тоже. Меня увидеть, - усмехнулась я.

- А ты не знаешь случайно, он не женат?

- Не представляю. Но зимой он звонил женщине, когда мы в ГАИ ждали.

- Эх… А вот мы сейчас у Зиночки спросим.

В палату как раз вошла молоденькая и очень хорошенькая медсестра с лотком, накрытым салфеткой.

- Девочки, готовим попы! – скомандовала она, поставив лоток на тумбочку и набирая шприц из ампулы. – Что вы там у меня хотели спросить?

- Скажи, Зиночка-душечка, дохтур наш Максим Иваныч женат, чи ни? – Катя неуклюже задрала короткую рубашку и приспустила трусы.

Зина звонко хлопнула ее по ягодице и воткнула иголку.

- Официально – точно нет, мы бы знали. А так есть у него какая-то. Во всяком случае, месяц назад точно была, приходила к нему. Блондинка крашеная. Два метра сухостоя.

- А может, это пациентка была? – предположила Катя, натягивая трусы обратно. – Или там сестра?

- Угу. И они целовались на лестнице. Я видела. Аллергии нет на антибиотики? – Зина повернулась ко мне. – В карте ничего не написано.

Сделав уколы нам с Людмилой, Зина собрала свой лоток и пошла к двери, но остановилась и сказала:

- Так что, девки, вы в пролете. Берите Костырина, он в разводе. А Фокин тут все равно появляется три раза в месяц. Ушел от нас на частные хлеба. Большой босс, что вы!

- Фу! – скривилась Катя. – Костырин на игуану похож. И у него волосы в ушах.

Когда Зина ушла, мы еще немножко помыли косточки Максиму, потом переключились на всякую прочую женскую болтовню, которая помогла мне не думать о Германе и Жорике.

Есть сразу после наркоза было нельзя, да я и не хотела, только воду пила. Выяснилось, что жить с одной рукой очень даже неудобно. Несмотря на то, что левая у меня запросто дублировала правую. Для большинства действий требовались обе. Проблематично было сходить в туалет, почистить зубы. А уж душ в ближайшее время мне вообще не грозил, максимум гигиенические салфетки. Наверно, придется как-то гипс пленкой обматывать.

Из зеркала над раковиной на меня смотрела бледная отекшая физиономия с синяками под глазами. Лет так на пять постарше, чем значилось в паспорте, если не больше. В общем, тетка хорошо за тридцать. Странно даже, что Катя ко мне на ты обратилась.

А ведь обычно я была своей внешностью, скорее, довольна, чем нет. Правда, вот фотографии, которую Герман сделал год назад в Сочи, завидовала черной завистью. На ней я была такой красивой, какой никогда не была в реальности. Он увеличил ее и повесил на стену в рамке. По идее, портрет должен был чесать мне чувство собственного величия, но на деле я испытывала, глядя на него, комплекс неполноценности. Потому что у него и глаза были больше и зеленее, и волосы гуще, и нос изящнее, а уж фигура – и вовсе мечта.

Я долго лежала без сна. Хотелось повернуться на бок, но было нельзя. Адреналиновая буря улеглась, и я ясно осознала, что, если бы не надежный танк Жорик, мы бы с Германом запросто могли погибнуть. Во всяком случае, я точно. Или не отделалась бы так легко. И теперь избавиться от него, как от сломанной игрушки?! Я снова начала злиться.

Наконец подкрался рваный неглубокий сон – как отголосок наркозных кошмаров. Я от кого-то убегала, пряталась. Кто-то гнался за мной на черной Самаре. А потом меня все-таки поймали и повели на расстрел. Но я открыла в браузере новое окно и ушла в интернет. Там все было белое-белое, и откуда-то сверху лился яркий свет. И снова я увидела черный мужской силуэт: свет был за его спиной, и я не могла разглядеть лица.

= 5.

15 июня

Ольга Андреевна пообещала выписать меня в пятницу, если разрешит невролог. Или в понедельник, если не разрешит. Разумеется, я хотела побыстрее домой. Хотя и понимала, что в больнице для меня вообще курорт. Валяйся себе, никаких бытовых забот. Наша палата значилась лежачей, еду нам привозили на раздаточной тележке. И даже на уколы не надо было ходить в процедурную. Меня в лежачие записали из-за сотрясения мозга. Впрочем, головокружение и тошнота прошли уже через день. Рука, правда, ныла, ребра тоже.

Герман исправно приходил каждый день, приносил вкусненькое, интересовался самочувствием, рассказывал всякие забавные вещи и вообще вел себя как образцовый муж. Как будто пытался реабилитироваться за свой первый визит. И насчет продажи Жорика больше не заикался. Мне даже стало немного неловко, что я так на него окрысилась. Мама больше не приезжала, только звонила, что меня вполне устраивало. Совесть пыталась упрекать, но я не могла не признать, что любить ее на расстоянии у меня получается лучше.