Красавица и генералы

Из донесения командира полка: "... наша застава 13-й роты, находившаяся против дер. Луковей, оказалась затопленной. Около 18-19 часов девятого июля бурным течением четыре нижних чина оторваны от земли и отнесены шагов на 300 южнее Луковея. Один из этих нижних чинов, поборов течение, вышел на берег, остальным же удалось удержаться, ухватившись за ветки деревьев. Названной заставе пришлось пробыть на своем месте по горло в воде. Противник открыл по ним ружейный огонь, на который отвечала огнем же дежурная часть четвертого батальона. В 23 часа застава была снесена, потеряв одного убитого и двух раненых.

С 211/2 часа немецкая батарея обстреливала до рассвета нашу заставу 12-й роты у господарского двора Геверишки и выпустила по ней 69 снарядов. Вышедшей из берегов рекой Кревянкой были сорваны мосты у господарского двора Черкасы и против двора Геверишки, однако к 2 часам удалось в названных пунктах устроить переправы из 10 аршинных бревен.

Всю ночь противник освещал местность белыми ракетами.

К утру 10. VII вода стала убывать.

Полковник Уваров".

* * *

Во дворе Макарий увидел человека с простым, замутненным усталостью, твердым лицом, он сидел на скамеечке у ворот и о чем-то думал. У него левое плечо было перевязано, из-под расстегнутого ворота нательной рубахи выглядывали бинты.

Макарий присел рядом, поставил костыли.

- Здорово, братец. Ты что, новенький? Лицо твое мне знакомо.

Человек повернул к нему голову, усмехнулся и тяжело поднялся.

- Ефрейтор Штукатуров, ваше благородие, - негромко произнес он.

- Сиди, сиди, - сказал Макарий. - Я тебя помню. В прошлом году в Галиции... богатый парк, статуи, офицерское собрание... Вас вывезли кресты вручать...

- Было, - кивнул Штукатуров и душевно спросил: - Вас тоже, я вижу, подранили, ваше благородие?.. Вот солнышко светит. - Он поднял голову, посмотрел на солнце, по-летнему ярко сиявшее среди белых кучевых облаков. И всем хорошо в Божьем мире.

Вопреки его словам Макарий понял, что как раз не всем хорошо, и, должно быть, лишь привычка Штукатурова уповать на лучшее заставляет его так говорить.

- И германцу хорошо? - усмехнулся Макарий.

- Это верно, - вздохнул Штукатуров.

- Тебя где ранило?

- В заставе были. Немного промокли, ну и он стрелял... Думал, каюк, уже солнышка не увижу... - Штукатуров снова посмотрел вверх долгим взглядом и повел здоровым плечом. - А вас как же?

- Меня шрапнелью в ступню.

- Это как же в ступню?

- Очень просто, бабахнуло подо мной, меня и зацепило.

- Должно быть, на дереве сидели?

Макарий засмеялся и объяснил, как все было.

Штукатуров тоже объяснил, что с ним произошло, потом подумал и спросил про ангельские чины в облаках, видны ли они из аэроплана.

Макарий ответил, что не видны.

- Вы неверующий, - понял Штукатуров. - Там, где пулемет людей режет в куски, трудно соединяться мыслью с Богом. Однако и помирать вам страшнее. Как без Бога? Тогда лишь о своей жизни будешь заботиться, а ведь жизнь большая...

- Тебе не страшно в окопах?-спросил Макарий. - Видишь, как народ косит. - Штукатуров вызывал желание спорить. Хотелось разрушить это примитивное мировоззрение, хотя зачем разрушать, чем оно не устраивало Игнатенкова, сказать было нелегко. Но - не устраивало, и все. - Неужто ты спрячешься за Господа? - продолжал он. - Господь же создал эти аэропланы, пулеметы, пушки и вручил их нам.

- Может, и не он создал, - ответил Штукатуров - А пусть даже и он! Для нашего испытания...

- Зачем ему испытание? - спросил Макарий. - Нет, братец, ты сам в это не веришь!

- Я с ним не торгуюсь, - сказал Штукатуров. - Начнешь торговаться, жизнь выторговывать, глядь, что-нибудь недоглядел, не поостерегся, тебя и убило. У меня с Богом договор...

Штукатуров не смог объяснить своего договора, ему помешал подпоручик с перевязанной головой, державший фуражку в руках.

- А, Штукатуров! - воскликнул он. - Пригрелся на солнышке?

Штукатуров встал и ответил:

- Так точно, ваше благородие, пригрелся.

В его голосе послышалась усмешка. Подпоручик это почувствовал, махнул рукой, сказал Макарию:

- Вот видите, - словно приглашал полюбоваться редким зрелищем. Затем он представился:

- Подпоручик Рогали-Левицкий, ротный командир.

- Подпоручик Игнатенков, авиатор, - назвав себя, Макарий еще добавил новомодное словцо: - Летчик.

- Ты видишь? - спросил Рогали-Левицкий у Штукатурова. - А ты "пригрелся"! Деревня, брат, серость!.. Ну давай, пошли прогуляйся, а мы с господином авиатором потолкуем.

Отправив раненого ефрейтора, подпоручик сел на скамейку и переспросил:

- Значит, летчик? Летаешь? А почему германцы с черными крестами над нами шуруют, а наших не видно? Аэропланов у нас маловато?

Он сразу стал на "ты" и производил впечатление разбитного напористого окопника, немного одуревшего после траншей. Расспросив Макария, откуда тот родом. Рогали-Левицкий поведал, как он отражал атаку косоприцельным огнем с фланга и как солдаты подпортили ему дело; потом начал хвастаться, как выставил макет пулемета в удобное для атаки противника место и выдвинул в засаду команду охотников, чтобы заманить германцев, и захватил в плен лейтенанта.