Красавица и генералы

- Может, я к тебе вечером приду?-спросила Лидия.

- К вечеру может распогодиться, - ответил Макарий. - И почем я знаю, что будет со мной вечером?

- Ради Бога! - сказала она. - Ничего с тобой не будет.

Он обнял ее, стал подталкивать к топчану и целовать. Она не отвечала ему, потом уступила и, сев, тоже обняла и часто задышала.

И тут заскрипела дверь. Наверное, кто-то вошел в оранжерею. Они затаились.

- Кто это? - прошептала она. - Пусти. - Отстранилась, поправила юбку и, сжав колени, наклонилась и охватила их.

Макарий встал и выглянул в оранжерею.

- О, Господи! - тихо воскликнул он.

В том конце оранжереи возле пальмы какой-то санитар спустил шаровары и сел орлом.

- Что там? - спросила Лидия.

- Сейчас, - сказал Макарий.

Но дверь вдруг широко распахнулась, и вошли несколько офицеров и генерал. Громкий голос начал говорить про экзотические растения. Затем поднялся возмущенный рев. Санитар вскочил, рывком подняв шаровары.

- Что там? - испуганно спросила Лидия.

- Генералу показали пальму, - сказал Макарий. - Больше делать нечего!.. Погоди, сейчас, кажется, уйдут.

- Ты прости, мне уже пора, - вымолвила Лидия.

- Да они уходят! - удивился он. - Что ты!

- Мне пора, - повторила она.

И через минуту они покинули оранжерею. Дождь не прекращался, но в облаках уже появились светлые полосы и посветлело.

На главной аллее стоял строй нижних чинов, им вручали серебряные кресты.

- Обойдем, - предложила Лидия. Они повернули назад и прошли по другой узкой аллее, которая вела куда-то вбок. Там за кустами мелькнули какие-то каменные развалины, затянутые плющом.

- Что там? - спросил Макарий.

- Грот.

Он приостановился, взял ее за руку, улыбнулся.

- Смотри! - сказала Лидия. - Вон туда.

Из развалин вышел санитар и, опустив голову, поправлял шаровары.

- Боже мой! - засмеялся Макарий. - Смех и горе!

- Смех и горе, - повторила она за ним. - У нас все так. Война выравнивает парки с гротами и отхожие места. И еще смеемся над этим... Тебе страшно?

- Еще чего! - ответил Макарий - Смерти бояться глупо, все равно от судьбы не уйдешь.

- Ты хоть в Бога веришь? - с жалостью спросила Лидия, по-новому глядя на него.

- Молюсь, - беспечно вымолвил он. - У нас отец Киприан пулеметные... Он хотел рассказать об освящении патронов святой водой, но она не дала ему закончить, перебила:

- А мы нужны господу Богу? С нашим забвением всех евангельских заповедей?

- Какие могут быть заповеди? - ответил Макарий. - Надо хорошо летать, хорошо стрелять и не думать о себе. Будешь думать о себе - с ума сойти можно. Или белой вороной станешь. Столько хлама в нашей жизни...

- Ты загрустил.

- С чего ты решила? Не загрустил. Столько хлама в нашей жизни - черт ногу сломит. Я Толстого стал читать. Вот побываешь здесь, на войне, и понимаешь, что жизнью командуют покойники. Наполеоны, Кутузовы... А кто мы? В "Новом времени" напечатано о смерти Нестерова. Почему русские идут зря на погибель?

- Мне сон приснился, - призналась Лидия. - Император Вильгельм пришел к нам в палату и показывал раненым порошок, которым отравился. Но раненые ему сказали, что это не яд, а доброкачественная карамель в толченом виде. Потом, ты знаешь, он лег рядом со мной и очень тяжело дышал, и мне казалось...

- Что казалось?

- Нет, ничего. Я забыла.

Они дошли до конца дома. Музыка уже не играла. Из окна левого крыла доносился визг хирургической пилы.

- Приходи вечером, - сказала Лидия. - Ни пуха ни пера.

7

После взятия Львова наступление в Галиции продолжалось; авиаторы обеспечивали воздушную разведку в Карпатах. И моторы "фарманов", "лебедей", "моранов", "ньюпоров" гудели над долинами. Осень уже наваливалась на войска дождями, холодами, туманами.

У Макария Игнатенкова в далеком тылу погиб отец, поэтому дожди, холода и туманы временно перестали иметь значение: он получил десять суток отпуска. Казалось, произошла какая-то ошибка, не верилось, что дома может случиться беда. Когда каждый день взлетаешь с раскисшего поля и не думаешь о завтра, то веришь в прочность тыла. Собираясь домой, Макарий представлял родной хутор - вот дорога между каменистыми обнажениями, вот балка Терноватая, вот горожа из песчаника, колодец с журавлем, курень... Отец как-то связывал стариков с матерью, а теперь всем будет трудно. Он не должен был погибать не в свой черед, прежде стариков. Сперва по всему жизненному распорядку должны уходить они, а так получилось - будто летное поле разрубил овраг и некуда садиться.

Собирался, но уезжать не хотелось. Знал, что поклонится отцовской могиле, посидит дома два-три дня и заторопится в отряд. Если б можно было, он забрал бы с собой мать и брата.

На прощание Рихтер дал Макарию мраморную фигурку Богоматери для подарка Анне Дионисовне (помнил, как избежал плена), Свентицкий презентовал новые сапоги и обещал без крайней нужды никому не отдавать его аппарат.

Растроганный Макарий, осененный крестным знамением отца Киприана, отбыл домой. Единственное, что смущало его: он мало думал о покойном родителе, а сильно печалился из-за того, что не может попрощаться с Лидией: перевязочный отряд располагался теперь далеко от авиаторов.