Красавица и генералы

- Какая власть?! - повернулась к нему Анна Дионисовна - Вам-то она зачем? Главное, если я что-то понимаю, экономическая сторона. На что вы употребите свою власть?

- Мы отдадим власть народу? - сказал Москаль привычной фразой.

- И вы определите, кто народ, а кто ненарод? - язвительно спросила Анна Дионисовна, вступая в ненужный, как она видела, спор, но ей хотелось сказать все, что она думает. - Чем вы объедините нашу лоскутную империю - бедностью, пугачевщиной, ненавистью к богатым?

- Сейчас недосуг спорить, - хмуро сказал Москаль. - Собери мне тормозок.

- Бедные насытятся! Что тогда заставит их работать для пользы державы? - Она уперла руки в бока и подступила к нему вплотную, как это делала Хведоровна с Родионом Герасимовичем. - За тучными коровами идут худые коровы, верно я говорю? Твое равенство - это равенство баранов...

- Черт тебя дери! - выругался Москаль. - В своем ли ты уме? Там людей стреляют, гражданская война началась...

- Мама, не время спорить! - сказал Виктор.

- Я недолго у вас пролежу, - произнес раненый, поняв ее состояние. Суждено, видать, помучиться вместе.

Леська внесла кастрюлю с горячей водой, и Анне Дионисовне можно было не отвечать. Сострадание к мучающемуся человеку и христианский долг заставляли ее быть милосердной. Но едва она задумывалась, куда ведут эти люди, подобные ее мужу и раненому, сострадание куда-то отодвигалось.

Она пересилила себя, стала раздевать раненого и ножницами разрезала на нем заскорузлую от крови рубаху. Леська помогала ей, боялась крови и вздрагивала.

С правой стороны груди и на шее обнажились две дырочки.

- Боже мой! - сказала Анна Дионисовна, снова думая о Викторе. - За что все это?

Когда она обмыла и перевязала раненого, он стал ей чуть ближе, и она уже смирилась с тем, что в доме чужой. Надо было провожать мужа, и Анна Дионисовна всю накопившуюся тревогу перенесла на Москаля, который собирался уходить неизвестно куда.

- Уходишь? - виновато спросила она. - А когда тебя ждать?

Ей казалось, что он уходит из-за нее.

- Жди, - сказал Москаль и обнял ее. - Сбереги моего товарища.

Он уже собрался, был в темно-синем пальто, шапке и сапогах, и в его глазах отражалось желание уйти и начать действовать. Все выжидательно смотрели на него. Виктор - спокойно, Миколка - преданно, Леська равнодушно.

- А коли казуня нагрянет? - вдруг спросил Миколка.

- Вы уж держитесь, - неопределенно ответил Москаль и поглядел на Анну Дионисовну, словно хотел сказать, что надеется на нее.

- Дай перекрещу, - Анна Дионисовна перекрестила его. - Ну ступай... - И чуть улыбнулась: - Пусть господь образумит и вас, и тех...

И Москаль ушел.

Ей стало одиноко, она вздохнула, подумала, что все - таки он ушел от нее, а будь она помоложе - удержала бы.

Миколка понял ее по-своему и предложил наколоть дров, принести угля и воды.

С улицы донеслась пьяная песня, три подряд выстрела, от которых тоской сжало сердце.

- Казуня! - бросил Миколка - Наших добивают.

Виктор сжал зубы, его глаза сузились, и вдруг стало видно, что он хочет воевать. За что? За кого? У него не было никаких убеждений - ни социалистических, ни буржуазных, ни монархических. Ей было страшно за него всюду он будет чужой, им будут затыкать дыры, использовать как глину. И для Миколок он предатель, и для казаков, офицеров - ненужный интеллигент.

3

Наутро приехала проведать Виктора Нина Григорова и, оправдываясь, говорила Анне Дионисовне, что возмущена жестокостью казаков и бессмысленными расстрелами. Она была свежая, молодая, на запястье у нее серебрилась старинная базелика, доставшаяся ей, видно, от покойницы - свекрови.

- Вот, - сказала Нина, - показывая на браслет. - А что делать? Приходится приспосабливаться под казачий стиль. Зато, знаете, все определенно.

Анна Дионисовна сперва пригласила ее на кухню, предупредила, что в гостиной лежит раненый рабочий-социалист, и потом через гостиную повела в кабинет.

Возле раненого сидел Миколка. Увидев Григорову, он механически встал, лоб порозовел, и он зло сказал:

- Что? Довольны, Нина Петровна, как пришли казачки? Устроили вы своим рабочим гулевой бал! Век вам будут помнить.

Нина остановилась, наклонилась к раненому и, не замечая недоброго взгляда, спросила, чем помочь.

- Разве что привести казаков, чтоб не мучился, - насмешливо сказал Миколка.

- Выйди отсюда! - произнесла Анна Дионисовна. - Немедленно выйди, неблагодарный! Разве Нина Петровна первая начала? Кто рудник захватил?

Григорова остановила ее, сказала, что казаков она не звала, что на руднике многое поразрушено, и она обо всем сожалеет; и пообещала прислать аспирину, бинтов и мази.

- Теперя откупиться хотите? - непримиримо произнес Миколка. - А сколько там побито людей?!

- Да что с тобой! Прямо бес вселился! - воскликнула Анна Дионисовна. А ну-ка! - И стала толкать Миколку в грудь. - Я здесь хозяйка! Уходи!

Вытолкав его и тяжело дыша, она повернулась к Григоровой, та натянуто улыбалась. "Боится, - подумала Анна Дионисовна. - Хочет соломки подостлать. А они ей навряд простят, что она богатая".

За дверями слышалось злое ворчание Миколки.