Красавица и генералы

- Покажешь им, ежели пожелают, все хозяйство. Чтоб Павла корзинку яиц и курчонка приготовила. - И, не прощаясь, вышел из горницы.

5

В газете появилась статья обо всех Игнатенковых: деде, отце и внуке, причем там говорилось, что не надо задаваться вопросом, почему так они разнятся, а надо приветствовать среди суровых условий, где думают либо о наживе, либо о карьере, либо уже ко всему остыли и "пишут бесконечную пульку", рождение этого юного порыва летать на аэроплане. Хотя фамилия Игнатенковых не называлась (написано было так: "господа И-вы"), ни у кого не вызвало сомнений, о ком идет речь. Во всей Донской области вряд ли была вторая семья, где бы дед занимался птицеводством, сын служил старшим штейгером на русско-бельгийских шахтах, а внук сбежал из Петербургского горного института на авиастроительный завод. И вдобавок, где бы мать юноши занималась народным образованием.

Автор статьи философствовал: пока мы созерцали звезды, упражнялись в словесности и искали нравственность в мужике, действительность выдвинула совсем неожиданного героя - он лишен предрассудков сельского хозяина, не привязан ни к какому месту, и оторванность его от стихийной природы делает его умственно более гибким и свободным.

Макарию было стыдно это читать. Зато дед был доволен: корреспондент отметил изумительный вкус свежих яиц.

- Бог не без милости, казак не без счастьям, - посмеивался он и выхвалялся перед Хведоровной своей оборотистостью.

Родители отнеслись к статье равнодушно. Они уже настолько остыли друг к другу, что идея рода и семьи, которая сквозила между строк, не доходила до них. Возвращение сына мало что могло изменить в отношениях Александра Родионовича и Анны Дионисовны.

В субботу, когда Александр Родионович привозил младшего сына Виктора, они чуть-чуть оттаивали. Тринадцатилетний мальчик жил в пансионе, который содержал директор частной гимназии.

Хведоровна нет-нет да и посылала по адресу "дворянки" всяких чертей. Тогда Виктор натягивался, краснел и просил бабку замолчать.

- У, "пся кров" в тебе говорыть! - усмехалась Хведоровна, но на время оставляла "дворянку" в покое.

Летом Виктор жил на хуторе и работал по хозяйству, во- зил в поселок яйца и кур, ездил верхом, караулил коршунов. Сын Павлы Миколка был Виктору верным Санчо Пансой.

6

В воскресенье Анна Дионисовна распорядилась накрывать стол в саду под грушей. Стояла жара, в доме было душно.

Она надела кремовое платье с открытым воротом и рукавами, едва закрывавшими локти, и попросила сыновей одеться понаряднее.

Виктор оделся в белую рубаху и синие шаровары с красными лампасами, превратился в настоящего казачонка.

- Вылитый чиг! - сказал Макарий, с удовольствием оглядывая его.

- Мы казаки! - гордо ответил мальчик.

- Ну какой же ты казак? - улыбнулся старший брат. - Дед - кацап, бабка наполовину хохлушка, мать - наполовину полячка.

- Все равно казак! У нас земля казацкая.

Макарий засмеялся. За ним, скорее, был Петербург и гатчинское небо, а на хуторе он чувствовал себя временным жильцом.

- Ты будешь летать, а я буду курчат выращивать, - сказал Виктор.

Макарий переоделся в белый костюм и стал похож, как заметил младший, на сыщика Пинкертона.

- Тебя подранили бандюги! - крикнул он и куда-то побежал, притащив через полминуты штуцер. - Сдавайся!

Макарий выставил вперед указательный палец и сказал:

- Кх! Все. Вы убиты.

- Кх! - тоже произнес Виктор. - Это вы убиты. Донцов не возьмешь.

За обедом было очень заметно различие между стариками и Анной Дионисовной. Но между ними, как переправа, располагались Витюха во всем казацком, Александр Родионович в серой толстовке и Макарий, почти петербуржец.

- Ох, вы як цыгане! - оценила их вид Павла.

Александр Радионович засмеялся и налил себе горькой настойки. Стекло стукнуло о стекло.

- Хочешь? - спросил он у Макария.

Анна Дионисовна вскинула голову, недоуменно глядя на мужа.

- Ничего, ничего! - буркнул он. Его лоб и щеки сморщились, а красные прожилки, полукругом охватывающие скулы, стали заметнее.

Макарий тоже налил настойки, хотя видел, что матери это не нравится. Но он уже был самостоятельным человеком.

- У меня предчувствие, - сказала Анна Дионисовна - Это добром не кончится.

Она не говорила, что Александр Родионович пьяница, ибо это было бы преувеличением.

Хведоровна шутя заметила:

- Какого еще добра тебе надо? Як паны в шелках! Бога не гневи.

Никаких напастей она не ждала. Семейство сейчас вокруг нее, все живы, харчей хватает.

Обе женщины, привыкшие противостоять друг другу, и теперь занимались тем же.

Анна Дионисовна предчувствовала что-то разрушительное: муж, с которым не было душевной близости, выпивал, дети уже отделились, приближалась пора угасания.

Однако на самом деле и старуха Хведоровна видела это, ничего страшного в том разрушительном еще не было, ведь все это она уже пережила и перемучила. Лишь две вещи должны существовать вечно - земля и дети на земле. Остальное постоянно превращалось в полынь, катран или кусты барбариса. Поэтому Хведоровна смотрела на "дворянку" словно с небес и не понимала ее малых горестей.