Красавица и генералы

Подъемник выдавал на-гора первые трупы сгоревших и задохнувшихся. Спасательная команда уже спустилась под землю. Вокруг ствола стояла влекомая ужасом, любопытством и надеждой толпа женщин и детей.

Увидев вышедшего из экипажа старшего штейгера, они окружили его, но он ничего не сказал. Начальник спасательной команды Вольхович и дежурный штейгер объяснили ему, что взорвался рудничный газ и начался пожар.

Выдали из шахты еще одного пострадавшего. Его лицо сгорело, глаза лопнули, но он жил.

- Кто? Кто? - мгновенно разнеслось по толпе. Но разобраться было невозможно. Не успели его вынести на воздух, как он стал потягиваться, зевать, и народ закричал:

- Кончается!.. Поклади его... Поклади...

К месту катастрофы подъехала больничная повозка, прибыло несколько полицейских стражников и около десятка казаков.

Вторая смена спасателей стала переодеваться в защитные костюмы и готовить респираторы. Надо было собираться и Александру Родионовичу, и, переодеваясь, он отогнал воспоминание о том, что в похожих обстоятельствах погиб не один знакомый штейгер.

Он услышал, как Москаль и начальник спасателей Вольхович говорят о том, что кто-то сробел, а кто-то сильно отравился газом, наверное, не выживет.

Вдруг Вольхович повернулся к нему и сказал:

- Александр Родионович, сидели бы... В вашем возрасте...

- Да уж! - буркнул Александр Родионович. - От огня никогда не бегал.

Он потопал тяжелыми сапогами, стал просовывать руки в заплечные ремни ранца "вестфалии".

4

Они дошли до первой вентиляционной двери. Здесь уже тянуло дымом, и сразу за ней следовало включиться в респираторы. Послышались всхлипы. Вольхович поднял фонарь. У дверей сидел, сжавшись, мальчик и смотрел на них.

- Дверовой? - спросил Александр Родионович - Не убежал?

Мальчик вскочил и стал оправдываться.

- Он вас боится, - сказал Москаль. - Иди, хлопчик, до ствола. Быстрее.

- А кому двери закрывать? - спросил мальчик недоверчиво.

Александр Родионович представил, как тот сидел в темноте и мимо него проносили пострадавших. Тут и взрослый не выдержал бы.

- Надо потерпеть, сынок, - все же сказал Александр Родионович.

- Скоро вернемся, - пообещал Вольхович и вырвал плотно всосанную воздушным давлением дверь.

В лицо ударило жарким угаром. Лучи электрического света рассеивались в темноте штрека, потом поползли по стенам и кровле, как бы ощупывая опасность, и опустились вниз, отразившись в канавке с бегущей водой. Опасность была дальше.

Они пошли к очагу взрыва, пока не включаясь в респираторы.

Послышался цокот копыт и стук железных колес. Навстречу двигалась лошадиная голова.

- Эй! - крикнул Александр Родионович. Кто там?

- Везем! - отозвался хриплый голос.

Коногон вез убитых и покалеченных.

Спасатели посторонились, заглядывая в вагонетку. Там все казались мертвыми.

- Живые остались? - спросил Москаль.

- Нэма живых! - ответил коногон-подросток. - Вси побитые.

- Он в шоке, - сказал Александр Родионович - В смене десятки человек. Если укрылись, должны уцелеть. Хотя бы несколько уцелеет.

- Там такие каменюки понавалило! - предупредил коногон. - И газ шипит.

Они разминулись с ним.

- Я морду лошадиную увидел - как привидение! - нервно засмеялся Вольхович.

Вскоре возле стены они разглядели лежащую фигуру с поджатыми ногами. Тело еще не остыло.

Инструктор-горноспасатель Лашков перевернул труп, на открытых остекленевших глазах сошлись лучи.

Из груди мертвого раздался прерывистый стон. Александр Родионович переложил фонарь в левую руку и перекрестился.

- Да нет, не бойтесь, - сказал Москаль. - То, наверное, из него газы горлом выходят.

Александр Родионович хотел возразить, что не боится, но понял, что на самом деле не боится, и не стал возражать. К нему вернулось что-то далекое, той поры, когда он учился в штейгерской школе, преодолевал вместе с другими учениками робость перед горной стихией и видел в грубой отваге защиту от напастей.

- Раз родились, значит умрем, - сказал Александр Родионович. - Так нас учили.

- Этот парень уже вытащил счастливый билет, - откликнулся Вольхович. А тем я не завидую.

У пересечения с квершлагом на штрек обрушилась глыба песчаника, тускло поблескивающая при свете фонарей. Спасатели обошли ее. Москаль повернулся и сказал:

- Не надо бы мне разыгрывать мою даму. Надо бы подождать!

Вольхович распорядился измерить, сколько рудничного газа в воздухе, и Лашков стал водить от кровли до почвы маленькой бензиновой лампой Вольфа. Все смотрели на шарик огня за предохранительной сеткой, постоянно вытягивавшийся в язычок.

- Говорят, перед смертью есть какое-то предчувствие, - сказал Лашков.

Вольхович видел длину язычка, явно указывавшего на опасность взрыва, и поэтому инструктор ему ничего не сказал о результате замера.

- Никакого предчувствия нет, - ответил Москаль. - По себе знаю.

- Нет, предчувствие, конечно, есть, - сказал Александр Родионович. Вот я, например, сейчас знаю, что сегодня с нами ничего не сделается. А спросите - почему? Предчувствие!

- Ну слава Богу! - заметил Москаль. - Жалко мою даму...