Красавица и генералы

Должно быть, в темной хате ряженые парни показались офицерам опасными. Винтовки с поразительной скоростью были подняты на изготовку, после чего начались расспросы, и офицеры стали усмехаться.

- Что ж, настоящее крещение в ледяной купели! - прощая студентам их вид, произнес рослый полковник. - А теперь потрудитесь одеться поприличнее.

Сухощавый штабс-капитан заглянул в печь и вытащил чугунок с кашей, затем зажег лампу, сдвинул ногой тряпичный половик и поднял крышку подпола.

Студенты строго глядели на спускающегося вниз штабс - капитана, будто он показывал чудеса.

- Сметана и масло! - послышался из ляды бархатистый баритон.

Не успели студенты и глазом моргнуть, как хозяевами положения стали уверенные в себе, властные корниловцы.

- Юнкера, вы должны уступить нам, - сказал полковник. - Мы раньше вас выбрали эту хату. Вы по ошибке посчитали ее незанятой.

Но уступать не хотелось. Студент в ночной сорочке скрестил на груди руки, наступил одной голой ступней на другую и стал глядеть вбок. Другие запереглядывались.

- Вам все ясно? - громко спросил полковник. - Чтоб в пять минут очистили помещение.

8

Четвертого марта в станице Кореновской стало известно, что в ночь на первое марта Екатеринодар оставлен войсками Кубанской Рады. В это не верилось. После тяжелых переходов и боев позади остались Плоская, Незамаевская, Журавский хутор, Выселки. До Екатеринодара оставалось всего пятьдесят верст. И как можно было сразу поверить, что идти больше некуда?

Армия была обречена. Начинался последний акт.

Ясной холодной ночью вышли из Кореновской и, петляя, направились на юго-запад в неведомом направлении. Перед колонной ярко горели знакомые звезды Ориона и холодно мерцали белые огни Сириуса и Юпитера.

Хотелось жить. Вспоминался рождественский вечер дома на хуторе: слышался голос Хведоровны, рассказывающей о запорожцах. "На своей земле их никто не мог взять".

Родичи выходили из тьмы к Виктору, чтобы поддержать и, может быть, проститься с ним.

Смерть? Он не ее боялся, шагая в колонне или идя в цепи. Страшно было раненому, а не мертвому. Один из его новых товарищей, студент Старев, был ранен под Выселками в шею, и его, парализованного, везли в лазаретном обозе. Он молил: "Застрелите меня?" - но у кого бы поднялась рука?

Новая подробность боя высвечивается в памяти Виктора: пулемет стучит, рвется вперед. Добровольцы взбегают на железнодорожное полотно. Рвется воздух от треска. Кто-то падает, крутится волчком. Кто? Сейчас меня? Впереди взяли пленных. Мальчишка кричит: "Дяденька! Не надо!"

Война на истребление. Что же они сделают с нами, если мы попадемся к ним в руки? Замучают, просто расстреляют?

- Спишь, Игнатенков? - послышался голос соседа. - Скоро уж приедем... Не дай Бог, снова в речку лезть!

Виктор представил большую станицу у реки, мост, сады, церкви. И ответил нарочито с бездумной легкостью:

- Ничего! Зато потом выспимся и пожрем.

Вскоре бой - и прекрасно. Не надо ни о чем думать.

- Ты веришь в предчувствия? - спросил сосед.

- Брось, какие там предчувствия! - ответил Виктор.

Впереди в рассветной серости лежала большая станица Усть-Лабинская. Колонна остановилась. Стали спадать оковы строя, и после бессонной ночи накануне боя снисходило очищение и чувство общей судьбы...

Усть-Лабинскую взяли вопреки соотношению сил, несмотря на то, что на помощь красным подошел эшелон с пехотой. Добровольцы точной стрельбой, выпустив всего десять шрапнелей, отогнали батарею противника, а вслед за ней стали отступать и густые цепи.

И Виктор к вечеру получил ужин и ночлег. Он не знал, что будет завтра, куда идти, где воевать, но знал, что пойдет и будет бежать, стрелять, падать в грязь и снова бежать, чтобы потом войти в какую-нибудь хату, поесть крутой каши с салом и завалиться спать на охапку соломы. Он был захвачен армией, как песчинка с дороги схвачена колесом, и не имел возможности оторваться, а с каждым оборотом все сильнее прирастал к тяжелому ободу.

За Усть-Лабинской колесо покатилось к Некрасовской, потом переход через Лабу, плавни, бои в горящих хуторах, бои в Филипповской, горские аулы. Бой в Филипповекай пришелся на день Сорока мучеников Севастийских, их особо почитали Хведоровна и Родион Герасимович как покровителей птиц, и Виктор после боя, преодолевая отупение и усталость, вспоминал за ужином печенных из теста жаворонков с растопыренными крыльями, которых пекла бабушка, как будто даже воспоминание о них могло укрепить его силы.

В ауле Шенджи добровольцы соединились с покинувшими Екатеринодар кубанцами, но объединение это было непрочным, и многие догадывались, что грезившая автономией Кубанская Рада не захочет быть в подчинении у добровольческих генералов, которые твердо стояли на принципе единой и неделимой России. Кубанский генерал Покровский, в недавнем прошлом военный летчик, капитан, произведенный Радой сначала в полковники, затем в генерал-майоры, ревниво смотрел на Корнилова, Алексеева, Деникина и других генералов, понимая, что не может с ними сравниться ни по опыту, ни по авторитету.